Иван Царевич и Василиса Прекрасная - [4]

Один из чучмеков, что рядом с Иваном стоял, к нему обращается:

— А ты, видать, детинушка, из краев к нам пришел из дальних, не понимаешь здесь, видать, многого. Я тебе объясню. Вон тот, в белой рубахе, это — злодей. Сейчас вот, ты слышал, как ему решение судей прочли. А судьи, вон — в стороне стоят. Сейчас они танец правосудия танцевать будут. Потом приговоренный станцует танец чистораскаяния. Палач иглу возьмет здоровенную, проткнет его той иглой и танец возмездия танцевать будет. А родственники убитых станцуют танец злорадства. Это — очень красивый и очень древний обряд.

Удивился Иван. Покачал головой.

— А как приговоренный к смерти танцевать не захочет?

— Еще чего! — Чучмек засмеялся. — Не захочет он! А, видишь, мужики позади него стоят — иглы горячие в руках держат? Не было у нас еще такого, чтобы приговоренный — и танцевать не захотел.

Пожал плечами Иван.

— Чудно мне все это, — говорит чучмеку.

— Тебе чудно, — тот ему отвечает, — потому как не чучмек ты. А мне, вот ничего не чудно тут. Я еще так тебе скажу, детинушка. Иноземцы нами триста лет без малого володели. И триста лет без малого мы им верно прислуживали. А как дали они нам волю, так мы и поняли сразу, что чучмек — это звучит гордо. Возненавидели мы поработителей наших и обратились на них смело и прогнали их мужественно — тогда, когда сами они от нас уходили. Но это, детинушка, еще все не так просто было, — вздохнул чучмек. — Поработители-то — они люди подлые. Есть-то они нам не оставили. И увидали тогда мы, что работать у нас некому. Триста лет поработители наши на нас работали, кормили нас и поили, а мы только песни наши чучмекские пели, да танцы разучивали. Так вот и настали у нас времена трудные, голодные. В первый год воли нашей мы собак съели и котов. На второй год всю траву поели и листья пообъедали с деревьев. А на третий год уже — землю есть начали. Ну, да это оно — ничего. — Махнул рукою чучмек весело. — Земли у нас много. И нам хватит до смерти, и детям нашим, еще и внукам останется.

Кивнул Иван.

— Хорошо это все, да мне идти надобно. Недосуг тут стоять.

— Да ты не спеши, — чучмек его за рукав держит. — Ты думал — чего это тут так много чучмеков собралось? Когда злодея-то этого заколят, начнется тогда самое вкусное: мы его есть будем.

Покачал головою Иван.

— Нет, однако, пойду я.

Вдруг слышит — крики. Чучмеки бегут.

— Поработителя поймали! — Кричат на бегу. — Прятался в подворотне! Думал, не увидят!

Махнул рукою Иван, пошел себе дальше. Оставил он за спиной город и попал в лес. Долго ль он шел, недолго ль, а вышел Иван на поляну. Глядит он — доска на земле лежит, от столба отвалилась, видать. "Страна несчастливов" на доске написано. А в кустах, чуть поодаль, стражник валяется, пьяный мертвецки.

Идет Иван, видит — город. И снова кругом грязь, снова наплевано. Люди по улицам пьяные ходят, оборванные, грязные все. Видит Иван — мужики какие-то сидят у дороги, на небо смотрят. Иван к ним подходит.

— Чего высматриваете? — У них спрашивает.

— Конца мира, — отвечают ему, — дожидаемся. Проходил тут один мужичок в том году, так сказывал он — вот-вот.

Удивился Иван.

— А как не дождетесь?

— Еще посидим немного, — отвечают они. — А не дождемся — работать пойдем.

Шагает Иван дальше. Видит — людей собралось много. Помост стоит, а с помоста детина объявляет всем громко:

— А сейчас, братия, слово свое Иззагор Булатов к вам говорить будет.

— Это что за люди? — Иван мужика одного спрашивает. — Чего хотят?

— Да эт — те, кто царя нашего — Бориску скинуть мечтает, — отвечает мужик Ивану. Там на помосте, вон, бояре собрались, которых Бориска-царь их вотчин лишил. Те, вон, которые толстые, тех недавно, а те, которые худые, так тех — давно.

— А для чего это царя скидывать нужно? — Удивился Иван.

— Как так — для чего? — Мужик тож удивился. — А какая нам, ты скажи, от него польза?

Иван плечами пожал.

— А какую ты пользу-то хочешь?

— Как так — какую? Дело ясное. Чтобы работать меньше, а есть больше.

Иван поглядел на мужика внимательно.

— А так бывает?

— А мы как скинем, так поглядим.

Видит Иван: боярин на помост выходит.

— Братия, — говорит, — все вы меня хорошо знаете. Известно вам всем, что я, братия, долгие годы царю нашему Бориске верой и правдой прислуживал. И понял я, братия, что нехороший он человек. Пришел я как-то к царю Бориске и говорю ему — сделай меня, говорю, первым холопом над всеми твоими холопьями. Я тебе, говорю, вернее всех прислуживать буду. А он отвечает — не сделаю. Вот тогда-то я и понял, братия, что нехороший он человек.

Другой боярин выходит.

— А теперь, — говорит, — Тиранушка Кучеряшкин слово свое сказать хочет.

Глядит Иван: детина вышел — ни то больной, ни то пьяный по виду. Заулыбались все, как только он появился. Иван соседа своего толкает:

— Чай, знаешь его?

А тот смеется в ответ:

— Да кто ж его не знает — Тиранушку-то нашего!

— Дети мои возлюбленные, — говорит тот детина. — Доподлинно мне стало известно, что Бориску-царя нашего вы скоро скинете. Известно мне также, что вы меня тогда царем своим изберете. Про то мне известно доподлинно, потому как больше никто вам столько всего и всякого не наобещает. А когда вы меня царем своим сделаете, я вам велю, братия, всем горилки раздать — сколько кому вместится. Пить будете, не просыхая.