История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - [265]
«В рескрипте, от 12 сентября вам данном, – писал император Александр Кноррингу, – изъяснил уже я вам образ поведения, которое вы должны наблюдать с царем Имеретинским, а в рассуждении желания его вступить в подданство России обещал я вам дать особенное наставление. Ныне, по подробном сего предмета уважении, находя, что податливость с моей стороны на таковое желание могла бы поколебать доброе согласие, которое между Россиею и Портою существует и которое поддержать во всей его силе я намерен, считаю нужным вам поручить, чтобы пристойным образом отклонили вы сие предложение и как ныне, так и в последующее время, не подавая Порте с сей стороны ни малейшего повода к подозрению, старались бы содержать как с сим владельцем, так и с другими одни дружественные сношения, а вдовствующей царице Дарье, подвигнувшей к сему царя Имеретинского, внушите приличным образом, что усердие ее приемлется в должной цене, но к действию применить предположение ее признается несовместным».
Таким образом, нежелание русского правительства вступать с имеретинским царем в переговоры о покровительстве повернуло князя Леонидзе на иной путь, и он стал уверять, что склонит царя не только на освобождение Константина, но и на удаление грузинских царевичей. Сам Соломон также уверял Соколова, что рад бы был, если бы царевичи оставили его владение, но не в силах заставить их это сделать.
– Не сами ли вы тому свидетели, – говорил Соломон, обращаясь к князю Зурабу Церетели и к князю Бежану Авалову, – как часто я их уговаривал, чтобы они принесли покорность свою государю императору и возвратились в Грузию, но они меня никогда не слушались.
Князь Бежан Авалов подтвердил слова царя Соломона наклонением головы; салтхуцес же князь Церетели, отвернувшись в сторону, молчал и, казалось, весьма мало соглашался с имеретинским царем.
– Если угодно мне позволить, – говорил Соколов, – то я могу указать на обстоятельства, с которыми, быть может, ваше высочество со мною согласитесь.
– Я буду вам очень обязан, – отвечал на это Соломон.
Зная, что имеретинский царь все еще надеялся на то, что Грузия получит прежнюю свою самостоятельность; что народ согласится возвести на престол грузинский сына покойного отца Ираклия, царевича Юлона, и что, наконец, сам Соломон завел по этому делу переписку с царицею Дарьею, супругою Ираклия, – зная все это, Соколов старался завлечь Соломона в разговор по этому вопросу.
– Его императорское величество, – говорил Соколов, – по восшествии своем на престол нашел уже царство Грузинское присоединенным к Российской империи и, обратив свое внимание на все то, что может споспешествовать к благоденствию народа, обратил также свое внимание на царевичей Грузинских, сохранил им не только имущество их, но и, кроме того, назначил им, от щедрот своих, особенное награждение. Имея явное доказательство покорности и повиновения тех царевичей, которые остались в отечестве своем, и других, добровольно пожелавших остаться или переселиться в Россию, государь император не может, конечно, не удивляться поведению трех грузинских царевичей, детей покойного царя Ираклия: Юлона, Парнаоза и Александра, в Имеретин до сих пор пристанище имеющих. Такому поведению тем более нельзя не удивляться тогда, когда именем его императорского величества неоднократно приглашаемы они были возвратиться в свое отечество и когда обещано им забвение всего прошедшего, коль скоро они обратятся на истинный путь.
– По моему мнению, – отвечал на это Соломон, – в том, что царевичи имеют убежище в моем царстве, противного высочайшей воле государя императора ничего быть не может, потому что манифестом им даровано прощение во всех прежних их проступках и притом дозволено избрать местопребывание свое там, где они сами пожелают.
– Если даровано им прощение всех прежних проступков, то прощение это тогда только может иметь место, когда они, возвратясь в свое отечество, будут повиноваться законной власти и в верности русскому престолу принесут присягу, – чего они, однако же, не сделали. Что же касается данного им позволения избрать по желанию место всегдашнего своего пребывания, то и оное относится только до того, что они могут или оставаться всегда в своем отечестве, или же где пожелают в России, а не вне границы ее, на что, без особого высочайшего разрешения, никто из поданных права не имеет.
– В таком случае я невинно вовлечен в проступок против государя императора, – отвечал Соломон после некоторого молчания.
– По здравому рассудку кажется, что тот, которому прощены дурные поступки, должен бы был хорошими делами загладить заблуждения, в которые мог быть завлечен обстоятельствами, а не повторять их, как поступает противно всему царевич Александр, который, и в Имеретин не ужившись, скитается теперь по Азии.
– Я в таких поступках царевича Александра никакого участия не принимаю. Царевич, отпросись у меня на охоту, пропал без вести и потом вдруг очутился в Эривани.
