История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - [267]

Приглашенные Соколовым князья обещали передать царю все ими слышанное и вместе с тем употребить свое содействие к скорейшему решению Соломона. Но имеретинский царь оставался непоколебим; он говорил всем, что ждет мдивапа князя Соломона Леонидзе, хотя было известно, что при нем имелось три писца, которые вели всю его переписку с грузинскими князьями и прочими азиатскими владельцами.

Князь Соломон Леонидзе, тогдашний мдиван имеретинскаого царя, был известен своим двуличием, и, следовательно, его прибытие не могло дать хорошего оборота делу; но делать было нечего, и Соколов решился ожидать его приезда.

5 августа князь Леонидзе возвратился в Имеретию и вручил Соколову письмо Коваленского, в котором тот писал, что «князь сей, по особенному усердию своему, дал мне слово склонить царя не токмо на отдачу заключенного царевича, но и на дальнейшее интересам нашим расположение. Я поставляю долгом к сведению вашему о сем сообщить, рекомендуя в знакомство и приязнь вашу его, князя Леонидзе, яко человека, давно мне известного со стороны достоинств своих».

Ни обещания Леонидзе, ни рекомендация Коваленского не помогли делу.

7 августа князь Леонидзе был прислан царем Соломоном к Соколову, вместе с салтхуцесом князем Церетели и дядькою царя князем Бежаном Аваловым.

– Его высочество хотя и не в совершенных летах, – говорили они, – но в полной мере чувствует цену милости к себе государя императора. При всей своей готовности исполнить высочайшую волю царь находится в столь тесных обстоятельствах, что с исполнением ее хотя и казалось бы, что царство его и самая его особа ожидать могут благополучия, но на самом деле от исполнения этой просьбы сам он и царство его могут прийти в упадок.

– Из чего сделаны такие заключения? – спрашивал с удивлением Соколов.

– Настоящие обстоятельства существовали еще гораздо раньше прибытия вашего в Имеретию, то есть что царь имел войну с князем Дадианом, владетелем лечгумским и одишийским. До сих пор его высочество имел желанный успех, покорив три крепости и многие селения Лечгумской области, владельцы которых уже присягнули на верность. Теперь остается только окончить эту войну взятием крепости Чквиши. Поэтому если царь освободит царевича Константина и отправит его вместе с вами в Россию, то все вообще будут думать, что царь сделал то по какому-либо принуждению со стороны русского императора, а не отпустил его добровольно. Следствием того может быть то, что покоренные и присягнувшие уже владельцы, узнав о таком поступке царя, отрекутся от своей присяги и опять обратятся к князю Дадиану и тем уничтожат весь успех, который в этой войне царь имел и иметь надеется.

– В таком случае я противного мнения, – отвечал Соколов. – Если его высочеству угодно будет прямо понять императорское слово и его силу, то, напротив, я думаю, что, когда до сведения покоренных неприятелей и соседей дойдет, что царь исполнил желание русского императора и что за такой его поступок его величество обещать изволит покровительство свое царю и царству его, тогда первые не осмелятся ничего предпринять против власти царя и скорее с покорностию к нему повергнутся, а последние должны будут искать дружбы его высочества.

– Хотя суждения ваши и справедливы, но царь, находясь в опасении противного, не прежде согласится исполнить высочайшую волю и освободить царевича Константина, как по окончании начатых против неприятеля действий и к тому требует вашего содействия.

– К содействию с царем против неприятеля не токмо я, но и главнокомандующий в Грузии без особого на то повеления его императорского величества приступить не может. Притом же, зная желание его императорского величества пребывать со всеми соседственными областями в дружественных отношениях, я сомневаюсь, чтобы государь император, не зная истинной причины неприязненных действий между его высочеством и князем Дадианом, захотел принять в ней участие.

– Царь, имея твердое намерение в непродолжительном времени окончить войну с Дадианом, изволит сам отправиться в поход, и не прежде может решиться отпустить в Россию царевича Константина, как по благополучном окончании своей войны. В уважение же ходатайства его императорского величества, царь, возвратясь из похода в Кутаис, даст царевичу свободу и, смотря по обстоятельствам, или оставит его при себе и приличным образом, как законного по себе наследника, будет воспитывать, или же отправит его в Россию.

– Не быв от государя императора ни на какие, по предмету моей миссии, предложения уполномочен и ограничиваясь одним смыслом высочайшей грамоты, я ожидаю только того, чтобы царевич Константин, получив свободу, был поручен мне для доставления в Россию.

С этим ответом посланники отправились к имеретинскому царю и через два дня, утром 9 августа, были опять присланы к Соколову. Они объявили, что Соломон остается при прежнем своем мнении, и предлагали Соколову отправиться в Тифлис и оттуда донести кому следует об ответе Соломона. Посланники обещались, что если затем император Александр I пожелает видеть царевича Константина освобожденным, то царь тогда немедленно пришлет его в Тифлис.