История Сицилии - [114]

Фердинанду пришлось приложить немало усилий, чтобы получить разрешение покинуть Неаполь; но он все-таки добился своего и 13 декабря с облегчением взошел на борт британского фрегата «Вангер». Погода стояла малоприятная, но на борту было лучше, чем в городе с карбонариями. В конце концов король высадился в Ливорно 21 декабря и провел Рождество во Флоренции со своим племянником, великим герцогом Тосканским. Его супруга-герцогиня приплыла отдельно, но тоже благополучно, и ей предстояло задержаться во Флоренции до его возвращения. Сам Фердинанд через неделю или чуть дольше снова отправился в путь, миновал Болонью, Модену и Виченцу, прежде чем повернуть на восток. Стояли холода, и он отморозил себе руки – но никак не ум; создавалось впечатление, что он предпочитает итальянские морозы пеклу австрийских печей, уготованному в Лайбахе, и потому даже потерял сон.

Конференция началась 26 января 1821 года. Император Франц и царь Александр оба присутствовали лично; Пруссия отправила полномочного представителя. Зато Британия вновь решила держаться в стороне и ограничилась появлением посла в Вене, лорда Стюарта, который, по большому счету, исполнял сугубо обязанности наблюдателя. Франция тоже не торопилась определяться со своим отношением. Фердинанд не смог вести себя подобающим образом. Дважды он клялся соблюдать конституцию, но теперь утверждал, что давал клятву исключительно под угрозой применения силы и потому его клятвы следует признать недействительными. Он не возражал, когда Меттерних предложил двинуть имперскую армию на Неаполь; ничто другое не могло вернуть ему утраченное мужество.

Итоговый вывод (о чем догадывались все участники) конференции мало чем отличался от вывода встречи в Троппау: регенту отправили сообщение, гласившее, что мятеж карбонариев ставит под угрозу мир в Европе, а потому австрийская армия, при полной поддержке России, уже идет к мятежному королевству – идет как друг, если данное королевство намерено восстановить былой режим правления, или как противник, если оно не свернет с нынешнего гибельного пути. Регент ответил, что выбор между этими двумя вариантами должен сделать парламент, заседание которого созывается в срочном порядке.

Парламент проголосовал за войну. Если бы он руководствовался здравым смыслом и не пошел на поводу «сиюминутного порыва воинственного энтузиазма»[166], то должен был предвидеть последствия подобного шага. Всего шесть лет назад, при Толентино, австрийцы разгромили армию Мюрата, по сравнению с которой войско карбонариев выглядело безнадежно недисциплинированным сбродом. Гульельмо Пепе, который сам сражался при Толентино, должен был бы, казалось, понимать, когда шел к Абруцци, что у него нет ни малейшего шанса на победу; реальность соотношения сил была продемонстрирована 7 марта, когда Пепе решился на стычку с австрийским авангардом у Риети. Прежде чем раздался первый выстрел, его войско попросту разбежалось. После этого все закончилось довольно быстро. Он вернулся в Неаполь 15 марта и обнаружил, что парламент изменил прежнее мнение и готов повиноваться королю. Через неделю австрийцы вошли в Неаполь. Большинство вожаков карбонариев попрятались, и регент нисколько не собирался их ловить. Пепе уехал в Лондон (ему было суждено вернуться в Неаполь в ходе событий 1848 года), как и некоторые его бывшие соратники, которым Экурт охотно предоставил паспорта – при условии, что они покинут город и страну.

Король Фердинанд получил большое удовольствие от поездки в Лайбах, а позднее, как и планировалось, встретился со своей женой-герцогиней во Флоренции. Находясь на безопасном удалении от своих владений, он назначил временное правительство. Когда герцог Калабрийский показал список членов кабинета Экурту, посол был потрясен. «Подобный выбор – это просто неслыханно! – выговаривал он. – Едва ли хоть один моложе семидесяти, а уж управлять я бы им и деревней не доверил!» Под давлением Меттерниха и прочих король назначил грозного начальника полиции, князя Канозу, который щедро раздавал наказания (обычно в форме публичной порки) всем, кого подозревали в симпатиях карбонариям; а поздней весной король счел, что может вернуться в Неаполь. Он приехал 15 мая 1822 года – и был встречен с привычным ликованием. Получив в руки список имен тридцати республиканцев, приговоренных к смерти, он помиловал двадцать восемь осужденных. Его всегда любил народ, но теперь эта любовь превратилась в нечто большее: семидесятиоднолетний Фердинанд, глубокий старик по меркам того времени, сделался олицетворением социального института. Пробыв на троне шестьдесят два года, он добился того, что мало кто из подданных (хотя они вспоминали с легким отвращением краткие периоды правления Жозефа Бонапарта и Мюрата) мог припомнить его предшественника.

Ему предстояло в октябре отправиться на заседание Веронского конгресса. Он не придавал большого значения этому мероприятию, даже намеренно откладывал отъезд из Неаполя до 22 октября и выехал через два дня после начала конгресса. В любом случае основное внимание участников встречи приковывала к себе Испания. Что касалось собственного королевства Фердинанда, была достигнута договоренность относительно сокращения численности австрийской оккупационной армии до 35 000 человек (первоначальную численность установить сложно), «которые останутся в стране до полного восстановления общественного спокойствия и реорганизации неаполитанской армии». Из Вероны король отправился в Вену, где, несмотря на холода, суровейшие за много лет, провел зиму. Там его простецкие, порою почти крестьянские повадки завоевали сердца придворных. «Он будто бы безмерно наслаждался своим пребыванием», – писала баронесса дю Монте.