Над этой книгой я трудился слишком долго, тем не менее, все это время получал помощь и поддержку многих друзей, как англичан, так и венецианцев. Некоторых следует отметить отдельно. Особенно хочу поблагодарить Молли Филипс за неутомимую и бесценную помощь в поиске библиографии и иллюстраций и Джо Линкса, который и сам является автором восхитительной книги о Венеции. Он подыскивал для меня литературу и помог с доказательствами. Выражаю благодарность Питеру Латропу Лауритцену, человеку неисчерпаемой эрудиции. Он мгновенно разрешал для меня множество запутанных вопросов. А что бы я делал без Джин Кертис и Юфан Скотт? Эти женщины терпеливо перепечатывали почти не поддававшиеся расшифровке рукописи. Благодарю Дугласа и Сару Мэтью; бесконечно признателен Мэрилин Пери, Филиппу Лонгуорту и покойному ныне Джону Бену. Сожалею лишь о том, что американские читатели не смогут увидеть прекрасные рисунки для обложки, созданные моей женой Анной для двух томов английского издания.
Почти каждое слово написано мною в читальном зале Лондонской библиотеки, и моя признательность ей, как и каждому служащему ее великолепного штата, может быть запечатлена лишь на бумаге, но измерению она не поддается.
Первое краткое знакомство с городом подействовало на меня сильнейшим образом. Когда летом 1946 года родители взяли меня с собой в Венецию, пробыли мы там всего-то несколько часов, но до сих пор ощущаю — не помню, а именно ощущаю — впечатление, произведенное городом на воображение шестнадцатилетнего юноши. Отец, как всегда, проявил твердость и здравый смысл и ограничился двумя пунктами туристической программы: мы посетили базилику Сан Марко и бар «Гарри». Остальное время ходили пешком или плыли в медленно покачивавшейся гондоле. Я бессознательно усвоил первый венецианский урок (его так и не постиг бедный Рескин, проводивший время за крокетом либо возле Дворца дожей): в Венеции, как нигде еще, целое — это совокупность составляющих его частей. Какими бы величественными ни были церкви, какими великолепными ни казались палаццо, как бы ни ослепляли картины, главным шедевром является сама Венеция. Интерьеры, даже золотое чудо собора Сан Марко всего лишь детали. Пьяцца Сан-Марко и Пьяцетта, церковь Сан Джорджо Маджоре. стоящая точно под прямым углом к набережной Моло. игра света на изгибе канала, плеск воды о борт гондолы, запах моря, не ощутимый только когда ветер дует из Местре и Маргеры. Венеция — самый приятно пахнущий город в Европе. Это ощущение первым встречает нового человека. Потом придет время для Тициана и Тинторетто. Даже Карпаччо может подождать.
Пока мы плавали по каналу, отец говорил об истории Венеции, и я узнал, что город не просто самый красивый из тех, что мне довелось увидеть. Оказалось, что более тысячи лет он был независимой республикой. Это больше, чем период, отделяющий нас от норманнского завоевания. Венеция была хозяйкой Средиземноморья, здесь пролегал главный путь, связывающий Восток и Запад. Город был самым богатым и процветающим торговым центром цивилизованного мира. Отец рассказал мне о том, как море защищало Венецию, и не только в ее первые бурные времена, но и на протяжении всей истории. Море помогло ей, единственной из всех городов, избежать вторжения врагов. Она оставалась неразграбленной и неуничтоженной, пока Наполеон, назвавший себя «Аттилой Венецианской республики», в порыве мстительной злобы не положил конец самому безмятежному государству. Да, ее уникальная система правления, признал отец, была суровой, а по временам и жестокой, но в ней было больше справедливости, чем в других странах Европы, а историки ее оклеветали. По этой причине в ближайшее время он намеревался сам написать историю Венеции и восстановить справедливость.
Уехали мы в тот же день с наступлением темноты. На Большом канале зажглись фонари. Ни один город не покидал я с таким сожалением. На следующий год мы вернулись и пробыли здесь дольше. Я начал самостоятельно изучать город и открыл для себя одно из главных удовольствий в жизни: ночные прогулки по Венеции. К одиннадцати часам улицы пустели, оставались только кошки. Освещение — немногочисленные электрические фонари — идеально, на мой взгляд. Тишину нарушали лишь собственные шаги да изредка плеск невидимой воды. Во время прогулок, происходивших почти тридцать лет назад, я и влюбился в город. Я исходил весь его пешком и полюбил на всю жизнь.
Отец мой умер в первый день нового, 1954 года. Хотя он и оставил значительное собрание книг о Венеции и несколько страниц заметок, задуманная им книга по истории города так и осталась ненаписанной. Желание написать ее одолевает меня еще сильнее, чем отца. Сейчас все больше внимания уделяют отчаянной борьбе города за выживание, и все же, несмотря на достаточное количество замечательных путеводителей, очерков, посвященных искусству и архитектуре, монографий, посвященных изучению различных периодов истории, я знаю только одну (да и то слишком короткую) книгу, посвященную истории республики. Она написана в XX веке на английском языке. В XIX столетии вышло несколько книг, но все они, на мой взгляд, либо неточны, либо их невозможно читать. Очень часто они объединяют в себе оба этих недостатка.
