Исторiя Россiи 862—1917 - [67]

3. Въ столь же мрачныхъ краскахъ рисуетъ портретъ Ивана Грознаго и Костомаровъ (1871): онъ указываетъ на нравственную испорченность царя, на его трусливость передъ опасностью, смѣлость и наглость при увѣренности въ своей безопасности, способность находить наслажденіе въ мучительныхъ казняхъ, настоящую жажду крови, безсердечность и не видитъ никакихъ руководящихъ цѣлей въ борьбѣ его съ боярствомъ.

4. Иловайскій (1890), въ свою очередь, видитъ въ Иванѣ IV «рѣзкій образецъ государя, щедро одарённаго отъ природы умственными силами и обнаружившаго недюжинныя правительственныя способности, но нравственно глубоко испорченнаго, вполнѣ порабощённаго своимъ страстямъ». Сильную власть, унаслѣдованную отъ предковъ, онъ превратилъ въ орудіе жестокой и нерѣдко безсмысленной тираніи. Самодержавіе свелось при нёмъ къ азіатской деспотіи. Онъ подготовилъ Смутное время; ослабилъ влеченіе Литовской Руси къ возсоединенію съ Московскимъ государствомъ, помогъ дѣлу Люблинской уніи. Послѣ освобожденія отъ татарскаго ига русское просвѣщеніе начало было подвигаться вперёдъ — эпоха казней и опричнины совсѣмъ заглушила его. Деспотизмъ и тиранство Ивана были яркимъ отраженіемъ татарщины, которое такъ вредно повліяло на народные нравы, развивая раболѣпіе, а не гражданское чувство.

5. Ключевскій (1906) находитъ въ Иванѣ и хорошее и дурное: «умъ бойкій и гибкій, вдумчивый и немного насмѣшливый, настоящій великорусскій, московскій умъ»; признаётъ, что «царь совершилъ или задумывалъ много хорошаго, умнаго, даже великаго», но «рядомъ съ этимъ надѣлалъ ещё больше поступковъ, которые сдѣлали его предметомъ ужаса и отвращенія для современниковъ и послѣдующихъ поколѣній. Разгромъ Новгорода по одному подозрѣнію въ измѣнѣ, московскія казни, убійство сына и митрополита Филиппа, безобразія съ опричниками въ Москвѣ и въ Александровской слободѣ — читая обо всёмъ этомъ, подумаешь, что это былъ звѣрь отъ природы». Въ противоположность предыдущимъ историкамъ, Ключевскій не отказываетъ Ивану въ положительныхъ заслугахъ передъ государствомъ, но удѣльный вѣсъ этихъ заслугъ считаетъ довольно ничтожнымъ.

«Положительное значеніе царя Ивана въ исторіи нашего государства далеко не такъ велико, какъ можно было бы думать, судя по его замысламъ и начинаніямъ, по шуму, какой производила его дѣятельность. Грозный царь больше задумывалъ, чѣмъ сдѣлалъ, сильнѣе подѣйствовалъ на воображеніе и нервы своихъ современниковъ, чѣмъ на современный ему государственный порядокъ. Жизнь Московскаго государства и безъ Ивана устроилась бы такъ же, какъ она строилась до него, и ровнѣе, чѣмъ оно шло при нёмъ и послѣ него; важнѣйшіе политическіе вопросы были бы разрѣшены безъ тѣхъ потрясеній, какія были имъ подготовлены. Важнѣе отрицательное значеніе этого царствованія. Царь Иванъ былъ замѣчательный писатель, пожалуй, даже бойкій политическій мыслитель; но онъ не былъ государственный дѣлецъ. Одностороннее, себялюбивое и мнительное направленіе его политической мысли при его нервной возбуждённости лишило его практическаго такта, политическаго глазомѣра, чутья дѣйствительности, и, успѣшно предпринявъ завершеніе государственнаго порядка, заложеннаго его предками, онъ незамѣтно для себя самого кончилъ тѣмъ, что поколебалъ самыя основанія этого порядка. Карамзинъ преувеличилъ очень немного, поставивъ царствованіе Ивана, — одно изъ прекраснѣйшихъ по началу, — по конечнымъ его результатамъ наряду съ монгольскимъ игомъ и бѣдствіями удѣльнаго времени. Враждѣ и произволу царь жертвовалъ и собой, и своей династіей, и государственнымъ благомъ. Его можно сравнить съ тѣмъ ветхозавѣтнымъ слѣпымъ богатырёмъ, который, чтобы погубить своихъ враговъ, на самого себя повалилъ зданіе, на крышѣ коего эти враги сидѣли».

Сужденіе Ключевскаго — связующее звено между отзывами отрицательными и благопріятными.

6. Соловьёвъ (1847 и 1856) высоко ставитъ Ивана какъ государя: борьба съ боярствомъ была историческою необходимостью; война съ Ливоніей доказала политическую прозорливость Грознаго. Слабымъ мѣстомъ въ Иванѣ было преобладаніе чувства надъ разсудкомъ. «Это былъ, безспорно, самый даровитый государь, какого только намъ представляетъ Русская исторія до Петра В., самая блестящая личность изъ всѣхъ Рюриковичей; но съ необыкновенною ясностію взгляда, ловкостію въ рѣчахъ и поступкахъ, качествами, полученными въ наслѣдство отъ предковъ, въ Иванѣ было развито въ высшей степени другое противоположное начало, женственное чувство: сколько Иванъ былъ умёнъ и проницателенъ, столько же былъ страстенъ, воспріимчивъ, раздражителенъ, способенъ увлекаться, доходить до крайности».

Зато въ оцѣнкѣ нравственной Соловьёвъ не даётъ снисхожденія. Если борьба съ боярами была продолженіемъ дѣла, начатаго ещё дѣдомъ и отцомъ, то пріёмы, допущенные въ этой борьбѣ, нравственно оправданы быть не могутъ: Иванъ не умѣлъ совладать съ порочными наклонностями своей природы, хуже того — онъ совсѣмъ и не боролся со своими страстями. Онъ сознавалъ своё паденіе и потому тѣмъ болѣе виноватъ, не пытаясь подняться. Большія дарованія, большая начитанность точно такъ же не оправданіе, а обвиненіе ему.