История ромеев, 1204–1359 - [274]
102
благоприятный момент улучить свою волю и обнаружить, что его верность себе — неверность всем [остальным]. Он весьма легко становится врагом тех, чьим другом казался, и очень легко — наветником тех, кому еще недавно казался советником.
31. Нелегко, я думаю, найти в жизни что-либо худшее этого, как и наоборот: ничего нет лучше добра и постоянства. А всем этим управляют некие тайные логосы Промысла. Впрочем, и нам происходящее дает возможность так или иначе умозаключать, что богатство, слава и неограниченная власть яснее обнаруживают образ мыслей и природу человека, нежели бедность и жизнь в зависимости. Ибо непроизвольное бесславие подобно оковам, которые не позволяют действовать по собственному усмотрению. Потому-то характер многих людей и остается зачастую неведомым не только для дальних, но и для тех, кому случилось провести рядом с ними долгое время, ведь [истинное] лицо их образа мыслей покрыто, словно красками, внешними манерами.
Так что те, кому от природы присущ разум, моіут отсюда научиться никого не называть блаженным, прежде чем он достиг конца и окончил жизнь>104, и, с другой стороны, не упрекать Промысл за то, что он некоторые еще прежде, чем согрешат, наказываются в жизни болезнями и разнообразными страданиями. Ибо Боіу, все претворяющему к лучшему, известен огонь честолюбия, скрывающийся, как в золе, в характере человека, который, если будет подхвачен силой [обстоятельств], раздувающей его, словно ветер, зажигает сильный пожар злобы.
Итак, нет ничего невероятного в том, что, когда все ошиблись в этом человеке, обманулся также и я; ведь тот, кто сам не расположен к злобе, нелегко склоняется и к подозрению. Пожалуй, скорее удивительно, как он столько времени терпел, притворяясь и скрывая свою подлинную природу, — дело в высшей степени трудное и совершенно невыносимое. Ибо, если он не был добр от природы и большинство благих дел совершал только для виду, старательно скрывая [свой настоящий характер], то я удивляюсь выдержке этого человека. Если же тогда он действительно был тем, чем казался, и только перемена обстоятельств так легко изменила свойство его природы, то я настолько же не мшу похвалить это гнилое свойство, насколько не мшу порицать прежние [его дела].
32. Ведь теми [прежними делами] все были довольны и восхищались. Так к ним относился и я, ревностно запечатлевая их в настоящей Истории. А то, что [стал он делать] после того как получил царство, таково, что всякий желающий жить благочестиво должен ненавидеть это. А Бог, конечно, позаботится о Своей церкви, потому что в Его руках скипетры религии, и отмщение для Него — самое легкое дело>105. Мне же кажется излишним подробно расписывать то, что и так ясно всем. Впрочем, и нами в Антирретиках сказано о том, что происходило прежде, чем Кантакузин получил царство. А вслед за тем, опять же, некоторые из последующих [за его воцарением] событий мы поместили в настоящей Истории — в повествовательной форме и не слишком-то полемически, поскольку собственные злоключения не давали нам свободы [говорить открыто]. Но если Бог захочет при нашей жизни озарить нас сиянием безоблачного дня и дать полную свободу слова, то, я думаю, ничто у меня не останется невысказанным.
Поэтому, если ты хочешь доставить мне поводы для беседы, то, как ты [прежде] доставил мне, страстно того желавшему, существенно необходимые для истории сведения из твоей поездки за границу, касающиеся патриархов и епископов, которые повсюду содержат православную веру и посреди [разных] народов открыто учат благочестивым догматам, так и теперь [расскажи мне] обо всем, что было после твоего возвращения домой: все, что ты здесь услышал в общих беседах и в разговорах наедине о разбойничьем соборе, устроенном против
нас гонителями православия, и о том, что нам, выступающим за церковные догматы, пришлось претерпеть, и о том, как большинство людей с их разными характерами расположено к нам — и знать, и люди других сословий, происхождения и образования. Тогда я и сам, конечно, не премину отвечать тебе надлежащим образом, выше всякой болезни и уныния поставив то, чтобы иметь тебя слушателем.
Ибо с тех пор, как палачи мои и православия закрыли для всех мои двери, у меня и по сей день не было никакой возможности узнать что-нибудь наверняка об этих вещах, и посему сведения об этом составляют для меня, пожалуй, самую главную потребность. Посему расскажи мне обо всем этом подробно, присовокупляя и время, в которое ты прибыл в Визан-тий, а также и то, в которое ты услышал каждую деталь, чтобы повествование шло по порядку, и нам обоим было бы легче следить за тем, что мы сообщаем друг друіу».
33. «В то время, — сказал он, — когда я приплыл назад в Византий, на небе уже появилось [созвездие Большого] Пса[1357] и лето заканчивалось. Едва сойдя с корабля, я сразу же направился к себе и в продолжении пятнадцати дней оставался дома, приходя в себя и понемногу оправляясь от тягот морского путешествия. В течение этих дней то одни, то другие друзья приходили ко мне поговорить, и таким образом получилось, что я все точно узнал о так называемом соборе: как он был наспех созван, что там было незаконно сделано председательствующими, которые выступали на стороне Паламы и открыто клятвопреступничали, а еще — как было утверждено
