История панамской "революции" - [40]

Игнорируя очевидные факты, Рузвельт так обосновывает свою политику захватов:

«Из полученной информации мне показалось, что если договор не будет ратифицирован, то там произойдет революция, так как все население Панамы сознавало, что немедленное строительство канала было жизненно связано с его благосостоянием»[168].

Таким образом, после отказа Колумбии вопрос о захвате Панамы перешел в новую фазу.

Профессор Колумбийского университета, один из крупнейших специалистов США в области истории дипломатии и международного права, Джон Бассет Мур теоретически обосновал будущий захват Панамы. В своем меморандуме госдепартаменту[169] Мур пишет, что США, борясь за постройку канала, делают будто бы благое дело не только для себя, но и для всего мира. Раз технические специалисты говорят, что лучшим направлением для канала является панамское, значит именно в этом направлении США и должны его строить. Имеет ли Колумбия право стоять на пути и мешать строительству такой необходимой водной артерии? Конечно, нет, отвечал он. Для подтверждения своей теории он ссылается на договор 1846 года и на его пункт о том, что «проход или транзит через Панамский перешеек должны быть свободны и открыты для правительства и граждан Соединенных Штатов» (статья 35 договора). За эту привилегию, при условии, если транзит не будет затруднен, США обязались сохранять нейтралитет перешейка и гарантировать суверенитет и собственность Колумбии над перешейком.

Далее Мур заявляет следующее: «Ввиду того что Соединенные Штаты в течение более пятидесяти лет обеспечивали Колумбии ее суверенитет, Колумбия не имеет права помешать строительству канала» [170].

По словам Мура, положение Соединенных Штатов совершенно отлично от положения частных капиталистов, которые полностью подчиняются местной юрисдикции и которых можно привлечь к судебной ответственности. Соединенные Штаты могут сами позаботиться о своем будущем.

Так профессор Мур создал «теоретическую» базу будущего захвата. Собственно, Рузвельту эти обоснования нужны были на всякий случай: они могли потребоваться в будущем. Теорией президент не занимался, но предпочитал практику. А практика Т. Рузвельта состояла в обеспечении интересов американских монополистов и расширении влияния США в Латинской Америке любыми методами.

Между тем по указанию Вашингтона заговорщики на перешейке активизировали свою деятельность.

Вся американская историография без приведения хотя бы одного конкретного факта утверждает, что отказ Колумбии ратифицировать договор с США вызвал возмущение в Панаме. Так, историограф Латане пишет: «Отказ (Колумбии. — С. Г.) ратифицировать договор Хэя—Эррана вызвал глубокое разочарование среди жителей перешейка, считавших этот акт наносящим ущерб их интересам. Некоторые передовые граждане совещались относительно желательности организации революции»[171].

Это высказывание Латане характерно для большинства американских историков. В действительности отказ Колумбии ратифицировать договор прошел почти незамеченным в Панаме. Широкие массы трудящихся ничего не знали о договоре Хэя—Эррана, а прогрессивные элементы панамской интеллигенции горячо поддерживали действия колумбийского сената.

Один из этих «передовых» людей, а именно Амадор Герреро, которому американцы пообещали пост президента будущей республики, выехал в США за окончательными инструкциями по поводу будущей «революции». 1 сентября 1903 г. Амадор прибыл в Нью-Йорк и сразу же вступил в контакт с Кромвелем. Начались длительные обсуждения подробностей организации восстания.

В письме к Рузвельту 13 сентября 1903 г. Хэй писал: «Теперь совершенно ясно, что при нынешнем политическом положении Колумбии мы не можем ни сейчас, ни в течение некоторого времени в будущем заключить удовлетворительный с ней договор. Вполне возможно, что на перешейке произойдет восстание против глупого и продажного правительства, которое управляет сейчас в Боготе. Вам следует решить, будете ли Вы 1) ждать результатов этого восстания, или 2) примете участие в спасении перешейка от анархии, или 3) поведете переговоры с Никарагуа.

В случае серьезного повстанческого движения в Панаме нам придется кое-что сделать, чтобы сохранить свободный транзит. Наше вмешательство не будет случайным, и на этот раз оно не должно послужить на пользу Боготы, как это было раньше. Прежде чем вы примете окончательное решение, я осмелюсь предложить вам подумать об этом в течение двух-трех недель. Со своей стороны я считаю, что оттого, что мы некоторое время подождем, мы ничего не потеряем и даже можем кое-что выиграть»[172].

Два дня спустя Рузвельт ответил своему государственному секретарю:

«Я полностью согласен с Вами. В настоящее время не следует ничего предпринимать по колумбийскому вопросу. Я возвращусь в Вашингтон 28-го сего месяца, а вы неделю или две спустя. Тогда мы тщательно рассмотрим этот вопрос и решим, что делать. Я думаю, что сейчас существуют две альтернативы: 1) вернуться к никарагуанскому варианту; 2) когда станет необходимым вмешаться в какой-либо форме с тем, чтобы, не ведя дальнейших переговоров с глупыми и преступными коррупционистами из Боготы, обеспечить панамский маршрут.