История одной недописанной книги - [2]

— Мастер Тан, он пытался проникнуть к нам, — сказал один из стражей в будёновке и с наганом наизготовку, когда пленника притащили в небольшую келью с тускло светящей лампой, — что нам с ним делать?

— Снимите с него тряпки, свяжите руки и приведите Сутоку, — ответил Мастер, не отрываясь от рукописи.

ПрибывшийСутока увидел на полу связанного воина в плохих стёганых доспехах. Он посмотрел ему в лицо и увидел чёрный цвет, много чёрного цвета: густая борода, засаленные всколоченные волосы и глаза, глядящие с неприкрытой злобой.

— Как ты думаешь, Ученик, кто этот связанный муж?

— Я думаю, Мастер Тан, что это боец черкесского войска.

— И что он тогда делает здесь, у нас?

— Я думаю, Мастер Тан, что он бежал с поля боя. Думаю, что это случилось вчера вечером, когда дружина князя Саратовского, в союзе с казаками хопёрскими, разгромилагенерала Бароева под Борисоглебском.

— Ты наблюдателен, Сутока, — довольно кивнул Мастер, — посмотрим, настолько же твоё сердце чутко, каки глаза. Как ты считаешь, Ученик, что нам нужно сделать с этим беглецом и дезертиром, предавшим своего полководца?

Кавказец рьяно посмотрел на Мастера Тана, скрипнув зубами, а потом, сморщив лицо, опустил голову в пол.

— Я думаю, Мастер Тан, что этот человек предал военачальника не потому, что трус, а потому, что не верил ему. Генерал вёл его на смерть, чтобы, в случае удачи, грабить и обворовывать простых крестьян и рабочих. Все мы — дети Империи, все мы наследники Её катастрофы. Ты ведь из скотоводов? — обратился Сутока к пленнику.

Тот встрепенулся, скривил губы и быстро, отрывисто кивнул.

— Этот человек, Мастер Тан, такой же трудяга из народа, как мы. Не думаю, что он пошёл на войну по своей воле. Если бы он воевал не за личность своего генерала, а за светлую коллективную идею, он стоял бы до конца, до самой смерти. Я думаю, Мастер Тан, ему нужно предложить принять веру неокоммунизма и, если он согласится, оставить в наших рядах.

Кавказец, до этого дико озирающийся вокруг, устало вздохнул и покорно ждал своей участи.

— Так знай же, Ученик, — Мастер отложил перо и поднялся со стула, подойдя к Сутоке вплотную, — заповедь такова: «предлагаешь — делай; делаешь — неси ответственность». С этого момента ты полностью отвечаешь за воспитание нового адепта. Справишься — станешь Мастером.

— Благодарю, Мастер Тан, — ответил Сутока и, не дожидаясь подачки с неба, обратился к стражникам: — Отведите его в первое общежитие, разбудите дневального, пусть накормит его и отведёт в баню. Потом будем разговаривать. Как тебя зовут, черкесский воин?

— Я уже не воин, — с сильным акцентом ответил кавказец, — зовут меня Амин».

— Твоя страна мне непонятна, — сказала Диана, отвлёкшись от чтения, — вы делаете невероятные устройства для обучения, но у вас нет понятия моды. Вы обеспечиваете всех своих людей всем, в чём они нуждаются, но заставляете усердно работать, вместо того, чтобы гулять по морскому берегу и наслаждаться закатом. У вас есть театр и балет, но книги, подобные этой, обречены остаться в неизвестности. Но я всё-таки хочу пожить в Советском Союзе. Но что это, miamor, что с твоим лицом? Иногда мне становится страшно, когда у тебя такой взгляд. У моегоpadreбыл такой взгляд, когда площадь Революции переименовали обратно в Гражданскую, а все портреты Че были стёрты в одну ночь. О чём ты думаешь? Скажи мне.

Андрей думал о том, что срок его командировки подходит к концу. Что скоро придёт разнарядка из Центра, а за ней — мини-челнок, где пилот с обрамлённой золотом пятиконечной звездой на шлеме козырнёт, улыбнётся и пригласит на единственное свободное место. Думал о том, как в космопорту возьмёт авиетку вместо чёрт знает как ездящего «шевроле», и не надо будет искать по карманам мятые песо или доллары. Как войдёт в коттеджкоммуны, вдохнёт напитанный ароматом цветов и эвкалипта воздух, сядет за офис из ясеня, со встроенными функциями энергоподпитки и акупунктурного массажа. И начнёт писать новую книгу, взамен той, которой так восторгается это милое создание с ангельским голосом, дивной фигурой и незабываемой грацией.

Диану придётся оставить здесь.

— Пойдём. Поплаваем, — сказал он.

Андрей заплыл далеко и не сразу услышал, что его зовёт Диана. Был сильный ветер, и волны заглушали всякий иной звук. Андрей возвращался осторожно, чтобы не покарябаться об острые рифы — Гавана была окружена ими полностью. Уже вечерело, очертания белого кружевного платья размывались в сумерках.

Когда он почувствовал под ногами Малекун[5] и принялся отряхивать с груди гроздья солёной воды, Диана спросила:

— Ты далеко уплыл, мне стало за тебя страшно, — сидя на каменном заборе, она погладила его плечо, — что тебе сказали, когда ты принёс книгу в издательство?

В творческое объединение «Новый век», если точнее. Конечно, Андрей всё прекрасно помнил.

«Всё, хватит, это уже слишком! — Василий Семёнович, профессор драматургии и обладатель рубиновой медали «За вклад в советскую культуру», тот самый текстовик попросту отбросил в сторону. — Молодой товарищ Вулканов, я понимаю, вам хочется экзотики и нетривиальности. Слог у вас хорош, признаю. Но! Мы почти вышли из сырьевого коллапса. Советский Союз снова спас человечество, как сто пятьдесят лет назад спас от нацизма. Мы всей Европе помогли выжить, возобновив Гольфстрим. Мы на Юпитере — задумайтесь только — на Юпитере колонию основали! Недалёк тот день, когда совершенно над всем Западным полушарием взвеется красное знамя, и мечта миллионов, миллиардов людей — исполнится. Мы идём в будущее, Вулканов Андрей, в бу-ду-ще-е! А вы, со своими Мафусаилами и монастырским мракобесием, заставляете нас смотреть обратно. Кому сейчас нужно это гнусное капиталистическое… или феодалистическое, какое там оно у вас, общество? Никому».