История Марго - [76]

– Я знаю, что твоя мать хотела покончить с собой, когда была в твоем возрасте.

Брижит говорила о том случае, когда Анук наглоталась таблеток из шкафчика в ванной.

– Да, но она не делала это напоказ. Это касалось только ее самой.

– И тем не менее она рассказала тебе об этом случае, потому что хотела, чтобы ты узнала. Она всегда любила драму. Вполне логично, что ты теперь хранишь свою личную жизнь в тайне от нее и хочешь наказать и ее, и своего отца. За столько лет они ни разу не спросили твоего мнения, правда? Я бы поступила так же, как ты. В некотором смысле это твои действия привели к их разрыву.

Моим первым порывом было возразить, но еще большее раздражение у меня вызвало то, как она говорила, этот беспечный и одновременно размеренный тон, которым она заявила, что мои родители расстались из-за меня. Мне показалось, что это коварный ход – сказать, что она сама поступила бы так же, чтобы смягчить удар.

– Неправда, – сказала я. – Я не хотела наказывать Анук и не пыталась навредить отцу.

Эти слова встали у меня поперек горла. Брижит искоса посмотрела на меня, и на ее губах появилась улыбка.

– Иногда ты говоришь об Анук так, будто она плохой человек, – продолжала я. – Но ведь ей пришлось нелегко.

Выражение лица Брижит не изменилось, и она как будто соглашалась со мной, но когда заговорила, у меня возникло такое чувство, что она давно придумала эту фразу и только ждала подходящего момента, чтобы ее произнести.

– Твоя мать могла бы выбрать неженатого мужчину. Тебе так не кажется?

Наш последний обед был на удивление праздничным. Давид сидел рядом с женой, держа ее за руку и смеясь над тем, что она говорила. Он продолжал игнорировать меня, а я, в свою очередь, начинала испытывать к нему легкое отвращение. Его смех звучал неестественно, слишком громко и глупо, и каждый его жест в ярком свете столовой казался наигранным. У него рос живот, и скоро свободные рубашки перестанут это скрывать.

В лучах его любви Брижит расцвела. Она пила больше вина, чем обычно, и ела рыбу прямо с его тарелки. Она улыбалась его шуткам. Мы съели большую часть gratin dauphinois. Тонкие ломтики картофеля, залитые сливками, превратились в сплошную мягкую массу.

В воскресенье Брижит отвезла меня на станцию. Она высадила меня прямо у здания вокзала. Когда я жила с ними в доме, я думала, что она не может узнать о произошедшем между мной и Давидом, но стоило мне отойти от машины, и эта уверенность пошатнулась. Кто знает, что они скажут друг другу, когда меня не будет рядом?

Я чувствовала на себе ее пылающий взгляд. Ремешок сумки оттягивал мне плечо и врезался в кожу. Когда я повернулась помахать ей, она сидела, положив руки на руль, и пристально смотрела на меня через лобовое стекло. Я была слишком далеко и не могла разглядеть выражение ее лица.

Большинство мест в поезде было занято. Я села рядом со стариком, который раскладывал еду на откидном столике. Он заткнул салфетку за воротник рубашки и намазал кусок хлеба паштетом. Покончив с хлебом, он стал чистить клементин. Он медленно орудовал большим пальцем – ногти у него были коротко подстрижены, – и я спросила, не нужна ли ему помощь. Он покачал головой и предложил мне несколько долек. Клементин был сладким и теплым, и его вкус ударил мне в голову. Я повернулась к окну и стала смотреть на горы. Я не хотела, чтобы этот старик видел слезы у меня в глазах.

Воспоминания нахлынули на меня сильнее, чем когда бы то ни было. Несколько лет назад мы с папой поссорились. Я разозлилась, потому что он уже давно к нам не приходил, и, когда он попытался поцеловать меня в щеку, отвернулась от него и заперлась у себя в комнате. Он сидел под дверью, я отказывалась выходить. Анук с нами не было – не помню, куда она ушла, – дома были только мы вдвоем.

Наконец я открыла дверь и увидела его бледное лицо и покрасневшие веки. Он плакал.

– Я пытался быть тебе хорошим отцом, – сказал он. – Когда росли мои сыновья, я все время работал, но с тобой я хотел бывать чаще, видеться по выходным, помогать тебе с уроками.

– Но тебя все время нет, – сказала я срывающимся голосом.

– Я знаю, но я стараюсь приходить, как только могу.

А потом он сказал, что стрессовых ситуаций стало больше, чем обычно. За последний месяц у него дважды возникали проблемы со здоровьем.

Что он имеет в виду под проблемами?

Ерунда, волноваться не о чем.

– Что случилось? – еще раз спросила я.

Он дважды терял сознание. Один раз дома, второй – когда ехал по трассе. Он описал черноту перед глазами, ощущение соскальзывания в длинный туннель. Он был недалеко от съезда и, поняв, что почти ничего не видит, свернул на парковку. Он вышел из машины, и его вырвало возле дверцы.

Он сдал кровь, прошел допплерографию. Все в порядке. Анализы хорошие. Просто нужно больше спать и придерживаться здоровой диеты. Его отец умер от инсульта, когда ему было под шестьдесят.

– Знаю, я не всегда рядом, – сказал он мне, – но я делаю все, что в моих силах.

Я немного поплакала, а он гладил мои плечи. Он сказал, что волноваться не надо, у него лучший врач во всей Франции и за его сердцем внимательно следят.

Но потом, сидя у себя в комнате одна, я не могла избавиться от разочарования. Будет ли он рядом, когда я влюблюсь, придет ли на мою свадьбу, если я когда-нибудь выйду замуж? Разве он сможет присутствовать на публичных мероприятиях в моей жизни? “Почему мы не можем быть такими, как все?” – упорно спрашивала я. “Будь благодарна за то, что имеешь”, – отвечала Анук. Но я ничего не могла поделать со своей неудовлетворенностью.