История Марго - [78]

Я не знала, что мадам Лапьер была беременна, когда мои родители познакомились. Разве они с матерью начали встречаться сразу же? Знала ли Анук? При мысли об этом у меня скрутило живот. Я посмотрела на свои руки, на тонкие волоски на пальцах, на шелушащуюся кожу вокруг ногтей. Косточка запястья неестественно выпирала. Внизу раздались шаги, и я услышала громкий смех мадам Боннар. Он звучал неприятно, как будто она слишком долго держала рот открытым.

Единственным человеком, которому была известна эта информация, все подробности и мои собственные слова, была Брижит. Она знала о папе почти все: о его высокомерии, о щедрости, о неуверенности в себе. Когда я встала из-за стола, у меня дрожали ноги. В зеркале в прихожей мелькнуло мое покрывшееся пятнами лицо. Я бросилась в свою комнату.

Голова как будто парила над шеей, а тело становилось нематериальным. Я пролежала на кровати целую вечность. Свет за окном померк, солнце скрылось за облаками, и в комнате стемнело. Приближалась гроза. Почему Брижит связалась с этим журналистом? Было ли это частью продуманного плана пробудить интерес к нашей книге? Или жестокой попыткой навредить мне? Может, Давид рассказал ей обо мне и о том, что между нами случилось? Нет, тогда она бы обвинила меня раньше. Но если она знала о беременности мадам Лапьер и о том, когда начался роман, то почему ничего не сказала мне? А если это не Брижит, то кто? Давид? “Idiote”, – повторяла я снова и снова, впиваясь в себя ногтями.

Раскрытие источника сведений о романе никогда не было частью нашего плана. Она обещала сохранить это в секрете. Никто не должен был узнать о моем общении с журналистами. Меня захлестывали волны отвращения и тоски, когда я думала то о Брижит, то о папе. Какой человек заводит отношения с другой женщиной, когда его жена беременна? Кто так поступает?

Я ждала, вслушиваясь, не зазвучат ли шаги Анук на лестнице. Я ждала, что наступит затишье, пока она будет искать ключи, а потом раздастся металлический скрежет в замке. Теперь она знает, как ужасно я поступила. Я не могла пошевелиться и почти не чувствовала под собой матрас. Если долго не открывать глаза, может быть, я постепенно исчезну.

Наконец через несколько часов до меня донесся звук открывающейся двери. Я заставила себя встать.

Анук стояла в коридоре и молча смотрела на меня. Я не могла прочесть выражение ее лица. Ее длинные рыжеватые волосы и бледные щеки пугали меня. Она повесила пальто на вешалку и разулась, ни на мгновение не сводя с меня глаз.

– Что скажешь в свое оправдание? – спросила Анук.

Она была совсем близко. Веки у нее набрякли, морщинки вокруг рта стали четче. Я подумала, что однажды она постареет, и мне придется заботиться о ней, когда она больше не сможет переезжать из одной квартиры в другую, таскать наши чемоданы вниз по лестнице – по одному в каждой руке – и впечатлять окружающих своей красотой.

– О чем ты?

– Ты знаешь о чем.

– Я никогда не разговаривала с этим журналистом. Я никогда о нем не слышала. В этой статье все выдумано.

– Но с кем-то ты все-таки разговаривала еще летом.

Анук бросила сумку на пол и прошла в гостиную. Я последовала за ней. Она села в кресло и потерла лицо, стараясь не задеть глаза, чтобы не размазать темно-зеленые тени.

– Они и так знали о нас.

– Кто? – спросила она.

– Журналисты. Они знали уже много лет.

– А ты знаешь этих журналистов? Ты дала им опубликовать эти фотографии? У кого еще был этот снимок отца с тобой?

Я не могла набрать в грудь воздуха, чтобы ответить.

– Я надеялась, что… – Я осеклась и прерывисто вздохнула. – Я надеялась, что он ее бросит.

Мой голос дрогнул. Я опустила голову.

Анук молча смотрела на меня, и мне казалось, что это длится несколько минут. Я хотела, чтобы воздух вокруг сгустился и поглотил меня целиком.

– Думаю, я с самого начала знала, что это ты.

Ее голос стал мягче. Я посмотрела на ее руки, лежащие на подлокотниках, на аквамариновое кольцо – подарок от папы, который она носила на среднем пальце.

– Рано или поздно это должно было выйти наружу, – продолжала она. – Как можно рассчитывать сохранить тайну, когда все теперь становится достоянием общественности? Но ты врала мне, Марго.

Ее слова врывались мне в уши, как холодный ветер. Она держалась невозмутимо, словно заранее отрепетировала мой приговор.

– Иногда я смотрю на тебя и думаю о том, кем ты стала.

– Ты думаешь, что я плохая, да?

– Почему тебя так волнует, хорошая ты или плохая? Кто тебя этому научил? Это способ уклониться от ответственности за свои поступки.

– Прости меня, – сказала я сдавленным голосом.

Я стояла перед ней, сжав кулаки. Кровь прилила к шее. Я повторила это еще раз громче, ни капли не заботясь о том, слышат ли нас соседи и будут ли они потом сплетничать.

– Ты теряешь контроль над своими эмоциями.

Анук говорила холодно. Ее спокойствие сводило меня с ума еще больше. Я начала ходить по комнате.

– Ты знала, что мадам Лапьер была беременна, когда вы познакомились? – спросила я.

– Когда мы познакомились – нет, но я узнала незадолго до рождения их сына. В то время мы еще не встречались, но тесно общались.

– Узнав, что она беременна, ты все равно за ним увивалась?