История Марго - [80]

– Вот, – сказала она, протягивая мне горячую тарелку.

Взяв ее, я почувствовала, что моя грудь раскололась пополам, как будто она засунула туда руку и бережно укачивает мое сердце.

15

Теперь, когда на меня накатывали мысли о папе, я научилась сдерживаться. Я ждала, пока они схлынут и дыхание выровняется. Я повторяла про себя то, что однажды сказала мне Анук: он мог быть плохим мужем и плохим любовником, но он был хорошим отцом. Я немного набрала вес после прошлогоднего похудения. Анук считала, что я выгляжу лучше, когда кости не торчат наружу.

Мы с Жюльет запирались у нее в квартире или у меня в комнате и учились. Важнее всего было хорошо сдать экзамены.

– Значит, это была твоя мать, – сказала она, когда в интернете появилась вторая статья. Опровержение от журналиста.

– Да, это она рассказала о нас.

– Смелый поступок, но удивительно, что она не сказала тебе.

– Думаю, она хотела защитить меня, если что-то вдруг пойдет не так.

– Ты ведь не злишься на нее?

– Конечно, нет.

В свободное от занятий время я не могла перестать думать о Брижит и о нашей книге. Я не разговаривала с ней с момента прощания на вокзале в Ниме. Мысли о ней преследовали меня постоянно, затуманивали сознание, мешали спать по ночам. Я представляла Брижит в доме ее родителей, когда она была в моем возрасте. Узкая кровать и деревянный табурет в качестве тумбочки. Ее сестра – тоненькая фигура под одеялом – спит у стены, обклеенной вырезками из журналов.

В своем воображении я видела Брижит на кухне – в единственной комнате с естественным освещением – и представляла, как свет ослепляет ее, когда она входит, как ее зрачки становятся размером с булавочные головки. Она стояла у окна с заляпанным жиром стеклом. Она смотрела на детскую площадку и видела неясные фигуры, которые стекались сюда с разных концов улицы и встречались на несколько часов на качелях и на горке. “Они занимались любовью прямо в одежде”, – говорила Брижит. Что она в них видела? Почему смотрела на них?

А что она видела во мне? Планировалась ли книга вообще или она изначально собиралась продать мою историю другому журналисту? Почему она не опубликовала ее под своим именем? А вдруг появится еще одна статья, в которой будет еще больше якобы моих цитат? Я не могла поговорить о Брижит ни с Анук, ни с Жюльет. Я сидела в углу гостиной мрачнее тучи, и все во мне кипело. Я не знала, что делать.

Жюльет почти закончила монтировать фильм. Большую часть мы отсняли за одно воскресенье недалеко от Булонского леса, а оставшиеся эпизоды снимали по вечерам после учебы в квартире одной знакомой, где не было мебели. Оказалось, что у Жюльет настоящий талант режиссера. Фильм был немым, мне не пришлось заучивать реплики, и это избавило меня от значительной части переживаний по поводу проекта. Сценарий она набросала в общих чертах, и указаний в нем толком не было. В первый вечер съемок в квартире я даже не знала, куда себя деть. Но стоило нам начать, и я забыла, что Жюльет меня снимает. Она двигалась бесшумно и грациозно, и даже голос ее преобразился – она прекрасно объясняла, что делать. Я обнаружила, что подчиняюсь ей, следую ее указаниям еще до того, как она успеет договорить. В какой-то момент Жюльет поставила камеру на штатив, подошла ко мне и поправила мою позу. Прежде мы соприкасались почти всеми возможными способами – держались за руки, спали, прижавшись друг к другу, ходили, приобняв друг друга за плечи, – но когда она присела рядом, чтобы поменять положение моих ног, это было совсем иначе. Она жестом профессионала сдвинула мою щиколотку влево и согнула колено так, чтобы оно смотрелось выгоднее.

На эти несколько дней фильм целиком поглотил меня. Жюльет сказала, что хочет быть похожей на мою мать, когда станет старше. И тут я в кои-то веки почувствовала гордость за Анук: даже моя ровесница решила брать с нее пример. Когда монтаж фильма был закончен, Жюльет пришла к нам, чтобы показать его.

Жюльет и Анук сидели за столом в гостиной и говорили о фильме, но я слушала рассеянно и улавливала только отдельные фразы, вроде того, что на экране поры на моей коже кажутся больше и она напоминает лунную поверхность. Они обсудили длинный кадр в конце, когда камера следует за новым мэром – женщиной, бегущей по улицам городка. Мэр вытирает кровь с губ, но не замечает пятна на шее. Камера медленно наплывает на кровавое пятно, пока оно не заполняет весь экран красноватой мутью. Мы сделали искусственную кровь из пищевого красителя, сахарного сиропа и какао-порошка и размазали ее по моей шее. Я бежала по улицам Отея[37] в шесть утра, до открытия магазинов, а Жюльет ехала за мной на велосипеде с камерой, закрепленной на спинке сиденья.

– О чем ты думаешь? – спросила наконец Жюльет, заметив, что я бессмысленно смотрю в пустоту.

– О задании по математике, – сказала я, сбежала в свою комнату и закрыла дверь.

Я схватила телефон. Голоса Анук и Жюльет больше до меня не доносились. Я села за стол, так далеко от двери, как только могла, и позвонила Брижит.

Она ответила после двух гудков. Я как будто говорила с незнакомым человеком – столько неловкости было в нашем диалоге.