История Гражданской войны в США. 1861–1865 - [84]

Спустя два месяца император предложил своему правительству самостоятельно выступить посредником между двумя воюющими сторонами. Он был доволен сокрушительным разгромом при Фредериксберге, поскольку оно подтверждало распространенное в Европе мнение, что дело Севера безнадежно. Тем временем положение в хлопчатобумажной промышленности, которое и без того было тяжелым, с наступлением зимы еще больше обострилось. Более сотни тысяч рабочих только в одном департаменте остались без работы, впали в состояние крайней нищеты и существовали, как отмечалось в одном докладе, лишь за счет того, что по ночам бродили от дома к дому и не выпрашивали, а скорее требовали подаяния». 9 января император продиктовал депешу, в которой вежливо и дипломатично предложил дружеское посредничество своего правительства двум сторонам, не упоминая при этом о заключении перемирия, про которое говорилось в его предыдущем предложении. Послание ушло по обычным дипломатическим каналам и 3 февраля 1863 года посол Франции в Вашингтоне передал его Сьюарду, который через три дня, действуя согласно указаниям президента, отклонил его в вежливом, аргументированном и деликатном письме. Императору не хватило смелости пойти дальше в интервенционистской политике без взаимодействия с Великобританией, которая последовательно от этого уклонялась.

Прокламация Линкольна об освобождении рабов была воспринята за границей холодно и с подозрением. Правящие классы Англии, чьи органы печати в 1861 году трубили, что если Север будет вести подобную борьбу, то получит их полную поддержку, не увидели в прокламации ничего, кроме попытки спровоцировать восстание рабов. Но друзья Севера ее оценили. Джон Стюарт Милль писал, что ни один американец не радуется этому больше, чем он; Джон Брайт воскликнул: «Я аплодирую этой прокламации».[601] Эти высказывания стали прелюдией к подъему антирабовладельческих настроений в конце 1862 года. Когда стало известно, что президентский курс на освобождение подтверждается дополнительной прокламацией от 1 января, демонстрации в его поддержку оказались активнее, чем в поддержку какого-либо иного движения после выступлений за отмену налога на зерно. Депутация от Общества эмансипации ожидала американского посла, чтобы передать президенту Линкольну свои самые горячие поздравления; преподобный Ньюман Холл, один из выступавших, заверил, что «ведущие газеты на самом деле не выражают мнения масс». В воскресенье проповедник Чарлз Сперджен выступил перед несколькими тысячами своих прихожан: «Сейчас, Господи, все наши мысли направлены за океан, где происходит ужасный конфликт, о котором мы не знали что сказать. Но теперь голос свободы показывает, где правда. Мы молим, дабы Ты ниспослал успех этой славной прокламации свободы, которая донеслась до нас из-за океана. Мы очень опасались, что у наших братьев не столь серьезные намерения, что они не решатся на это. Рабство и плеть не могут вызывать нашего сочувствия. Господь да благословит и укрепит Север, да ниспошлет победу его оружию». Огромный сход приветствовал этот призыв энергичным «Аминь!». Повсеместно происходили публичные собрания. Герцог Аргайл и Милнер Гибсон, оба члены кабинета министров, выступили с речами, выражающими «растущую уверенность в разрешении американского вопроса и его отношения к рабству». Позитивная реакция была отмечена даже в Ливерпуле – городе, где было столько радости в связи с выходом «Алабамы» в море. Бристоль, последний порт Великобритании, который отказался от работорговли, обратился к президенту со словами уважения и симпатии. Местом самой горячей демонстрации чувств, какую только видел Лондон со дней Лиги против хлебных законов, стал 29 января Эксетер-холл. Собралась такая толпа, что один митинг пришлось проводить в нижнем зале, а другой – на открытом воздухе. В просторном зале упоминание Джефферсона Дэвиса встречалось неодобрительными криками, а имя Авраама Линкольна – взрывами энтузиазма; публика вскакивала на ноги, размахивая шляпами и платками. Принятые резолюции демонстрируют рассудительность и дружеские чувства. В тот же вечер на массовом митинге в Брэдфорде, графство Йоркшир, было заявлено, что «любое вмешательство, физическое или моральное, в пользу рабовладельческого государства будет считаться позором». Встреча завершилась троекратным «ура» президенту Линкольну. Массовый митинг в Глостершире направил сочувственное обращение к президенту, в котором высказывалось сожаление о «явном участии англичан в тайном оснащении военных кораблей для Южных Штатов». «Все, с кем я сейчас встречаюсь, – заявил Джон Брайт, – говорят: общественное мнение претерпевает значительные изменения».

Массовые митинги продолжались и в феврале; на них принимались сходные резолюции. Собрания происходили в Лидсе, Бате, Эдинбурге, Пейсли, Карлайле, Бирмингеме, Манчестере, Ливерпуле, Мертир-Тидвиле и многих других местах. Собрание граждан Глазго передало президенту в обращении: «Мы уважаем и поздравляем вас». В Лондоне 26 марта прошло собрание квалифицированных рабочих, созванное тред-юнионами. Его вел Джон Брайт, выступивший с пламенной речью, в которой объяснил смысл собрания и дух их обращения к Аврааму Линкольну. «Привилегии содрогнулись, – сказал он, – ведь многое может произойти в старушке Европе, если этот великий эксперимент увенчается успехом. Но у вас, рабочих, у вас, мечтающих о лучших временах, у вас, медленно и с трудом пробивающихся к свету, не должно возникать чувства зависти к стране, которой угрожают великие державы мира, но в которой труд пользуется величайшим почетом и где он получает достойнейшее вознаграждение». Эта опасная борьба, продолжал он, идет между двумя сторонами, в одной из которых «труд уважается больше, чем где-либо в мире», а в другой «труд подвергается унижениям, а трудящийся превращен в раба». Завершил он свое выступление пророческими словами: «Бесстрастная история поведает, что когда ваши политики были враждебны или сохраняли холодный нейтралитет, когда многие ваши богачи предавались разврату, когда ваша пресса – которой следовало направлять и защищать – в основном была настроена предательски, когда судьба целого континента и его огромного населения была в опасности, вы стояли за свободу с неколебимой верой в то, что Господь в своей бесконечной милости когда-нибудь сделает ее достоянием всех своих чад».