Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания - [152]
Как последовало явление цилиня, чем оканчивается Чунь-цю, и замолчало уже навсегда перо Конфуциево, поднесь миновало более четырёх сот лет. Место, в истории нашей трудное к наполнению. Пристрастие к войне овладевало умами, науки презрены; повсюду побоищи, везде опустошения городов и сёл; все углы Китая грабятся и разоряются. К довершению зол, уцелевшее от неистовства ратников, во зло употребивших права победы своей, превращается в пепел Цинь Ши-хуаном. Оставляю о всём том записки, достаточные для тебя; но прилежи к размножению числа подобных и не прежде употребляй в дело, как по приобретении уже потребных для того сведений.
Под владычествующим ныне поколением государей наших всё приходит в порядок. Возымели мы императоров, науками просвещённых, искусных писателей, преславных государственных деловцев, великих полководцев. Легко тебе будет вносить деяния их в Историю. Что будет происходить в последующее время пред твоими глазами, изображай в наготе истины, готовой на всякие опыты. Лесть да бежит от тебя далеко; страсть да не ослепляет тебя. Не верь сердцу твоему, обуздывай оного порывы, пиши о происшествиях настоящих, яко о происшествиях самой далёкой древности. Вот, сын мой, что я тебе сказать могу и должен. Употреби в пользу твою; сего единого знака сыновней любви взыскую».
Сыма Цянь повергается ниц на землю, бьёт челом и произносит сии слова, пресекаемые рыданием: «Наималейшие признаки изволения твоего, отче мой! завсегда были законами моими, как же посмею не исполнять наставления твои во всей оных целости? Последние твои словеса пронзили сердце моё, уже запечатлелись навечно в памяти моей. Да услаждается душа твоя! Имеешь сына, благоговеющего к тебе, послушествующего тебе во всём... До последнего издыхания соблюду твои заповеди».
Подробность сию из жития Сыма Цяня имеем описанную собственною его рукою: вношу, ничего не убавляя; ибо может дать нам понятие, в каком состоянии была тогда история Китая, а к тому же и научает узнавать достоинство и способности учёного сего мужа.
По смерти отеческой проводил он три года, сетуя по нём и воздавая должные надгробные почести. Чрез всё сие время не вступал он ни в какое общественное служение, не выходил из дома, отрёкся вовсе от забав всякого рода. Единственным упражнением его было порядочное расположение на письме путешествий своих, относительно к областям Циской и Луской, почерпая всё надлежащее до того из истории и книг. Упражнялся же в сочинениях нравоучительных, о музыке и обрядах областей Циской и Луской, равно как и царств Лян, Хань и Чу.
Около сто третьего года до Рождества Христова императором У-ди призван Сыма Цянь ко двору; дан ему был чин тайшилина, сиречь [619] верховного государственного летописца[1704]. С того самого времени начал прилежать к удовлетворению соотечественников своих в ожидаемом от него, которые более уже целого столетия ожидали, дабы возродилась Китайская История. Обстоятельства поспешествовали; учёные мужи доставляли его потребными запасами. Император властною своею рукою снабжал его всеми нужными записками и памятниками из государственных архивов; словом, получил он поддержку всяческую, елико пожелать мог, да и пользовался тем десять лет беспрерывно.
Не замедлился бы со всяким правдоподобием удовольствовать ожидание всеобщее, если бы бедственное приключение, от коего едва не погиб, не препятствовало ему.
Шла тогда война с татарами-сюнну. Один из полководцев империи, по имени Ли Лин, после поражения своего предался неприятелям с воинством, под властию его бывшим. У-ди поразило сие; он решил истребить всё семейство изменника. Науки и путешествия не могли учинить Сыма Цяня человеком придворным. Он один из вельможей дерзает ходатайствовать за Ли Лина; дерзает оправдывать его поведение; дерзает просить пощады за вину, которая могла быть извиняема. Становится сам преступником, навлекает на себя гнев самодержца за невоздержанные выражения в письменном прошении в защиту Ли Лина.
«Ли Лин, — говорит, — славился доныне по сущей справедливости всеми добродетелями общежительными, всеми превосходными качествами военачальника. Всегда находили его послушным сыном против родителей своих, мирным в семействе, достохвальным гражданином; был он мандарин (руководитель) из лучших во всяких когда-либо возложенных на него должностях; храбрый ратник, военачальник неустрашимый, полководец изящный пред неприятелем и посреди воинского стана. Удостой его, Государь, выслушать могущих всё оное тебе засвидетельствовать. Донесут они тебе, если страх прогневания тебя не заставит отступить от истины, что Ли Лин всегда далёк был не покорствовать отцу своему, друзьям своим; завсегда упреждал их желания. Донесут тебе, что кротостью нрава, вежливостью в обхождении завсегда учинял сообщение с ним приятным. Донесут тебе, что никогда не являлся он нарушителем законов и коренных обычаев наших, что был всегда внимателен, точен, справедлив, благотворителен. Донесут тебе, наконец, что многия раны, коими покрывается тело его, что самые высокие воинские степени, на которые в прошлом угодно тебе было возвести его, суть доказательства неопровергаемые нещажения его самого себя, если наставала когда-либо нужда противу врагов твоих, да и одерживал завсегда верх над ними.
