Драматические события, происходившие в Китае на протяжении XVII в., изменили духовную атмосферу в стране. Вторжение на территорию Китая маньчжурских захватчиков, вступивших в сговор с китайской феодальной верхушкой, встретило героическое сопротивление народа. Установление маньчжурской династии Цин, проводившей политику жесточайшего политического, экономического и национального гнета, привело в движение феодальную оппозицию. Многие из писателей и ученых с оружием в руках боролись за независимость своей родины, став во главе сформированных на их средства отрядов сопротивления врагу, а потерпев поражение в этой неравной борьбе, прятались в лесах и горах, скрываясь от преследований правительства или от попыток маньчжуров переманить их на свою сторону.
Произведения философа-просветителя Хуан Цзун-си (1610-1695) «Записки о крепости в горах Сыминшань», «Плач за морем», «Просьба к Японии дать войска», стихи Гу Янь-у (1613-1682), Чэнь Цзы-луна (1608-1647), погибшего в бою семнадцатилетнего поэта Ся Вань-чуня (1631 — 1647) и т. д. донесли до нас отголоски героической борьбы, в которой эти ученые и поэты принимали непосредственное участие: Хуан Цзун-си (за голову которого несколько раз объявлялась награда) сражался в Чжэцзяне, Даньшао, Цзянтяо, в горах Сыминшань, повсюду поднимая народ на борьбу с захватчиками; поэт и историк Гу Янь-у организовал добровольческий отряд в Цзяннани, скрывался от преследований, скитался по стране, голодал, сидел в тюрьме, угрожая самоубийством своим тюремщикам, которые хотели переманить на сторону двора ученого с блестящей репутацией; Ван Фу-чжи организовал вооруженное сопротивление маньчжурам на своей родине — в Хэньяне, а после разгрома отряда скрывался в горных пещерах провинций Хунань, Гуанси, Гуйчжоу, вел бродячую жизнь, горько и гневно упрекал тех ученых, которые перешли на сторону маньчжурского правительства.
Не у всех доставало должного мужества и решимости; не все ученые и писатели, даже отчетливо сознававшие, какие унижения и горести несет Китаю маньчжурское завоевание, сумели последовать этим героическим примерам. Одни испугались преследований, другие польстились на приманки в виде высоких должностей и почетных мест. Некоторые всю жизнь мучились стыдом и раскаянием, как поэт У Вэй-е (1609-1671), под страхом смерти вынужденный нарушить данную им клятву — не служить захватчикам — и принявший официальный пост при дворе:
Я стал седым от скорби и стыда,
От горестных и гибельных событий...
О, если бы мне вынуть из груди
Несчастное тоскующее сердце,
Чтоб лучший врач мог из него извлечь
Всю боль тоски и позднего стыда!
Но нет, увы, чем больше вспоминаю,
Тем больше скорбь снедает грудь мою.
Мои друзья, с кем жил я, с кем я рос,
В дни страшных бед не изменили долгу.
А я живу позорно, малодушно
На уровне травы у чьих-то ног...
Моя тоска, и скорбь моя, и стыд
В железные тиски меня зажали.
Но не могу жену я и детей
Отбросить прочь, как стоптанные туфли...
Я знаю — я не стою ни гроша,
Но я ль один? Среди таких событий,
Среди таких ужасных перемен
Иной бывает весел и доволен,
Иной жестокой совестью томим
[1].
Сразу после установления династии Цин были запрещены все политические объединения, шли судебные преследования инакомыслящих писателей и ученых, казни, репрессии, аресты лиц, хранивших запрещенные книги[2], — первые предвестники «литературной инквизиции», достигшей своего апогея в XVIII в. В 1769 г. появился указ двора о поисках книг, подлежащих уничтожению[3]; с 1774 по 1782 г. были публично сожжены 13 862 книги, более 2000 книг были полностью или частично запрещены[4].
Пытаясь привлечь к себе сословие ученых-чиновников, маньчжурские императоры выдавали себя за «истинных наследников» и последователей Конфуция, Для укрепления своей власти они использовали теоретические положения конфуцианского канона, многие века служившего идеологическим оплотом китайского феодального режима. Умело используя систему подготовки преданных трону слуг с помощью государственных экзаменов, без которых нельзя было получить должность, новые правители Китая поощряли замену экзаменационных сочинений на темы, связанные с вопросами административного управления и экономическими проблемами, схоластическими эссе, в основе которых лежали цитаты из конфуцианского канона, трактуемые в духе неоконфуцианской догмы, ставшей теперь официальной государственной идеологией.
Сыновьям и внукам влиятельных сановников и лицам, которые жертвовали крупные суммы на нужды двора, ученые степени давались без экзаменов. Указы двора разрешали продажу должностей и ученых степеней. В 1745 г. из числа вновь назначенных уездных начальников 27,8% купили ученую степень, число чиновников, получивших степень в результате экзаменов, незначительно превышало число купивших ее[5].
Другим способом подкупа китайской интеллигенции и отвлечения ее от занятий актуальными проблемами современности было поощрение цинским правительством компиляторства, подражаний древности, абстрактных исследований. В этих же целях первые цинские императоры провели ряд мер по упорядочению и собиранию литературного наследия. Сотни китайских ученых на весьма выгодных условиях привлекались для составления объемистых словарей и энциклопедий. Особенный размах эти работы приобрели в XVIII в., во время составления знаменитого собрания книг императорской библиотеки и каталогов к ней (в этой работе участвовало более 4 тыс. человек). Именно в эти годы и были уничтожены тысячи произведений прошлого, так как сбор книг для императорской библиотеки сопровождался пересмотром того, что было написано на протяжении веков.
