Исторические силуэты - [130]
С воцарением императора Павла все почувствовали себя в каком-то мрачном вихре. Ни в чем не было устойчивости. Гнев и милость порывами сменяли друг друга. Даже Аракчееву пришлось испытать на себе последствия этой порывистости. В краткий период павловского царствования Аракчеев дважды срывался с той высоты, на которую он был вознесен личною близостью к императору. Первые полтора года нового царствования были для Аракчеева триумфальным шествием по пути непрерывных служебных возвышений. 6 ноября 1796 г. скончалась Екатерина, а 7 ноября Аракчеев был назначен комендантом Петербурга, 8 ноября — произведен в генерал-майоры, 9 ноября — назначен комендантом сводного гренадерского батальона Преображенского полка, 13 ноября ему пожалована аннинская лента; 12 декабря он получил от Павла в дар столь знаменитую впоследствии Грузинскую волость в Новгородской губернии. Наконец, в апреле 1797 г. он получает титул барона и назначается генерал-квартирмейстером всей армии. Ему была отведена квартира во дворце, в покоях гр. Зубова. Аракчеев праздновал свое возвышение тем, что давал полную волю своему грубому властолюбию. Он неистовствовал на разводах, кичился своим могуществом перед другими сановниками и наводил панику на весь военный мир повальным исключением из службы всех, кто был замечен в малейшей неисправности. Эта строгость имела известные основания. В последние годы екатерининского царствования в военном управлении так же, как и других областях администрации, развелась страшная запущенность и распущенность и материала для чистки и суровых взысканий накопилось немало. Но на действиях Аракчеева лежала печать какой-то кичливости всемогуществом, грубостью, презрением к ничтожности всех людей, кроме него самого. Попытки упорядочения военного управления получали в его руках характер самодурства, в котором чувствовалось стремление не столько к пользе дела, сколько к утолению своего самовластия; потому даже и разумные мероприятия сплошь и рядом были испорчены в его руках бесцельным издевательством над подчиненными ему людьми. На этом поприще он вскоре зарвался настолько, что сам внезапно подпал под гнев государя, и в начале 1798 г. общество вдруг было ошеломлено известием о том, что всемогущий Аракчеев уволен без прошения в чистую отставку. Расточая направо и налево грубую брань и даже пощечины и удары тростью, Аракчеев позволил себе обругать позорнейшими словами подполковника Лена, сподвижника Суворова и георгиевского кавалера. Лен немедленно застрелился. Это обстоятельство и решило судьбу Аракчеева, так как Лен был лично известен императору Павлу. Эта первая опала Аракчеева длилась полгода. 11 августа 1798 г. он снова был принят на службу, восстановлен в прежних должностях и, кроме того, в начале 1799 г. назначен инспектором всей артиллерии, пожалован орденом Иоанна Иерусалимского с командорством, и наконец, 5 мая 1799 г. возведен в графское достоинство, причем на графском гербе его Павел собственноручно написал девиз: «Без лести предан».
Казалось, только что пережитая опала канула в прошлое без остатка. Но Аракчеев недолго продержался на этой высоте. 1 октября 1799 г. он вторично был отставлен от службы, на этот раз уже не за жестокость, а за ложь. В предшествующей главе я уже рассказал этот эпизод с ложным донесением Аракчеева государю относительно обстоятельств покражи из арсенала. Ложь была вызвана желанием прикрыть своего брата и избавить его от страшной ответственности за служебную небрежность. Всего хуже было то, что этой ложью Аракчеев ради спасения брата подвел под тяжелую кару ни в чем не повинного другого человека. На этот раз удаление Аракчеева от службы растянулось уже на три с половиною года. Павел так и не пожелал его видеть более. Лишь при Александре, и то далеко не сразу, Аракчеев возвращается к первенствующей роли в управлении с тем, чтобы сторицею вознаградить себя за это краткое вынужденное затворничество в своем Грузине.
Если Аракчееву не удалось окончательно укрепить за собою милостивого расположения Павла, зато он достиг за это время другой цели: он сумел стать необходимым человеком для Александра. Именно здесь, в условиях павловского режима, таились, по моему убеждению, первоначальные семена интимной близости этих двух людей, давшие впоследствии такой пышный цвет. Вся дальнейшая история отношений между Александром и Аракчеевым была предрешена и может быть объяснена обстоятельствами павловского времени.
Расположение Александра к Аракчееву не испытывало никаких ослаблений в течение всего царствования Павла. Обе опалы Аракчеева, несмотря на поводы, их вызвавшие, сопровождались изъявлениями горячей дружбы к Аракчееву со стороны Александра. Когда Аракчеев сидел в своем Грузине после самоубийства Лена, Александр писал ему: «Душевно бы желал тебя увидеть и сказать тебе изустно, что я такой же верный друг, как и прежде»; далее Александр просит Аракчеева не забывать своего друга и писать о себе, а также не пренебрегать заботами о своем здоровье. Письмо подписано: «Твой верный друг». То же повторилось и в 1799 г., когда Аракчеев, уличенный во лжи и предательстве неповинного человека, опять должен был удалиться в Грузино. Только что назвав Аракчеева за глаза «мерзавцем», Александр, однако, опять шлет ему письмо, наполненное уверениями в дружбе и преданности вместе с заявлениями о том, что он не верит в виновность своего друга. Откуда же такая несокрушимая дружба, как будто не вяжущаяся с заглазными отзывами Александра о личности Аракчеева?
