Исторические колокола - [6]

Другая же, нижняя надпись, окружающая колокол тремя строками, состоит из криптографическаго или тайнаго письма, употреблявшегося у нас в XVII столетии иногда в дипломатических переписках, а иногда для записывания более или менее важных предметов, которые хотели скрыть от современников и сохранить для потомства. В письме этом с первого взгляда буквы кажутся славянскими, но, между тем, каждая из них до того изменена какою-нибудь чертою, точками или другими знаками, что делается совершенно непонятно; в этих чисто русских иероглифах значение имеют особенныя титла. Криптографическая надпись с этого колокола в первый раз была списана историком Миллером и напечатана библиотекарем Академии Наук Бакмейстером, но оставалась неразобранною до 1822 года. Разобрали надпись археологи Скуридин и А.И. Ермолаев.

Есть предположение, что эту надпись утвердил сам царь, литейщик не посмел бы составить такую надпись из неизвестных знаков, которые тогда могли бы истолковать «за чародейство». Колокол слит на средства самого царя, и государь из набожности не желал, чтобы это было известно современникам при его жизни.

Искусство звонить в колокола зависит от большого навыка звонить в них на два манера: раскачивают или язык, или самый колокол; последний способ употребителен только на Западе, но некогда он существовал и у нас, как существует еще в некоторых польских костелах, например в Киеве. Звон с раскачиванием самого колокола гораздо гармоничнее и приятнее. От сильнаго и частого звона звонари нередко глохнут, но, чтобы сберечь слух многие из них кладут в уши ягоды, например, рябины, калины и клюквы; другие затыкают уши просто ватой. В женских обителях, женщины звонарихи звонят с открытым ртом.

Нигде нет такого большого звона, как в России; впрочем, и в Англии известны хорошие звонари. У нас хороший звон зависит от искуснаго перебора шести, семи, а иногда девяти и даже тринадцати колоколов с соблюдением довольно ровнаго такта, зависящаго от более или менее частых ударов в большой колокол. В этой колокольной музыке нет ни духовных гимнов, ни молитв; а между прочим, было время, когда у нас в некоторых церквах звонили по нотам, выражая, например, «Господи помилуй», «Святый Боже» и проч.; об этом говорят изустныя предания стариков-старожилов. Отец Аристарх Израилев, протоиерей в Рождественском монастыре в гор. Ростове, описал замечательнейшие и оригинальнейшие звоны ростовские, носящие имена: Сысоевскаго, Акимовскаго, Егорьевскаго и двух будничных. Он определил их научным образом и положил на ноты. Подобныя сведения об акустических работах о. Израилева напечатаны в трудах отделения физических наук Императорскаго Общества Любителей Естествознания. (Т. 1. Отд. 2).

Царь Феодор Алексеевич любил звонить в колокола. Великий Суворов, живя в своей деревне, тоже забирался на колокольню и перезванивал на удивление духовных лиц и прихожан своего села Кончанскаго.

Современная Англия по искусству звонить не имеет соперников во всем свете. Там издавна существуют так называемые общества любителей колоколов; древнейшее и замечательнейшее из этих обществ – Кумберландское в Норвиче, где звонарное искусство доведено до величайшаго совершенства. Кроме Норвичскаго общества, в Англии не менее замечателен «клуб звонарей», в Лондоне, который задает задачи колокольной музыки, выдает за них иногда огромныя премии. Затем и другие города, как, например, Вестмерланд, Кембридж. Оксфорд, Бермингам и другие имеют также звонарей-артистов, нередко дающих колокольные концерты, состоящие не в том, чтобы выполнить какую-нибудь ораторию, а просто, чтобы прозвонить на пяти, шести, или более колоколах всевозможныя сочетания ударов, которыя только можно получить при известном числе колоколов. Так, например, в 1796 году члены клуба звонарей в Вестмерланде собрались на колокольню церкви св. Марии, в Кондоле, звонили три часа и двадцать минут и сделали в это время на семи колоколах все возможные сочетания числа семи, т.е. 5040 ударов, нисколько при том не отставая от хронометра. В Бермингаме подобный концерт продолжался восемь часов и 15 минут и в это время сделано было с такою же хронометрическою точностию 14.224 удара[14].

Колокола на Западе издревле пользовались большим уважением. У католиков существовал даже обряд крещения колоколов, как новорожденному, давалось имя.

Церковные колокола, по указу французскаго короля Генриха IV, запрещено было покупать, но дозволялось приобретать их в виде мены. Размер колоколов также подвергался цензуре. Так, например, монастырям строго запрещалось иметь такие колокола, которые бы заглушали приходские. Иностранные колокола часто украшались надписями, в которых по большей части колокол говорит о себе. Слог надписей всегда краток и важен. Так, например, на Шернборнском колоколе в Англии, подаренном городу кардиналом Вольсеем, надпись гласит следующее: «Дар Вольсеев» – «я измеряю время для всех и призываю людей к веселию, печали и в храм». Надпись на Шафгаузенском большом колоколе: «Vivos voco, mortuos plango, fulfura frang», т.е. «живых призываю, об умерших плачу, молнию сокрушаю». Эта надпись так понравилась Шиллеру, что он взял ее в эпиграф своей «Песни о колоколе».