Истина существует: Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников - [27]
Среда, 9-е [января 1957 года]. Очередное занятие у Рену [33]. На эти занятия я хожу совершенно регулярно. Отчаянное прогрызание грамматик как будто бы дало некоторые плоды: как кажется, я уже близок к тому уровню, который Рену считает само собой разумеющимся.
13-е. Кино: Le luci della varietà Феллини.
18-е. TNP (Théâtre National Populaire): Mère Courage Брехта.
Понедельник, 21 января. В 16 ч. В École Pratique des Hautes Études Мартине открывает семинар «Применение понятия нейтрализации к значащим единицам».
Среда, 23-е. Кино: Le chien andalou Бунюэля.
Пятница 25-е. В 17 ч. баскский язык с Мартине у него дома в Sceaux.
Вторник, 29-е. Начинаются мои еженедельные занятия на Radio Télévision Française (RTF) в акустической лаборатории у Моля (Moles): работа с новым американским прибором, именуемым сонограф.
Кино во дворце Шайо: Les visiteurs du soir Марселя Карне.
Из письма от 6 февраля 1957 года: « <…> Хоть у меня и отнюдь нет фаталистического предчувствия большого падения после такого подъема, но все-таки есть даже что-то грустное в этом ощущении апогея жизни, этой почти уверенности, что дальше не может быть так же хорошо».
В конце курса все студенты должны были сдавать экзамены по общему языкознанию. О результатах Зализняк пишет домой 6 июля 1957 года: «Конечный результат (после трех экзаменов, каждый из которых представляет собой тур, то есть дает определенный отсев) — 7 аттестатов с отличием (в каковом числе и я), 17 аттестатов так наз. „assez bien“ (в общем, „прилично“), 10 просто аттестатов и 67 провалов».
«Болезни нет, старости нет, смерти нет, жестокости нет, реальности нет»
— Зале подарили на день рождения наш отечественный первый, по-моему, узкопленочный киноаппарат, — вспоминает Леонид Никольский. — Папа, скорее всего, подарил. Это уже было после второго курса, где-то в 1956 году. Заля еще не уехал во Францию. Началось послабление и вообще вот это все немножко… И мы начали снимать все наше хозяйство, причем фильм сейчас смотришь — я там в качестве режиссера, и единственное мое участие, на самом деле — это в самом таком примитивном духе гусарство. Вот мы собрались, выпили, закусили, читали стихи и пели песни. Все практически. Вот как мы собираемся, об этом как бы фильм. Потом Заля уехал.
В Париже Зализняк записывает в дневнике:
Пятница, 5 апреля [1957 года]. Узнав, что я помышляю о кинокамере, мой соученик Гранер объясняет мне, что тогда я должен поехать в маленький магазинчик на rue Notre Dame de Nazareth: там хозяин делает скидку ученикам École Normale. Ему, конечно, даже и в голову не приходит объяснять мне, что это сугубо неофициальный договор — попросту говоря, запрещенная законом коммерческая махинация. Кто же этого не понимает? Как и мне в голову не приходит, что какая бы то ни было продажа по обоюдному согласию может быть при ихнем капитализме запрещена. Разыскиваю магазинчик, вхожу и с порога спрашиваю хозяина: «Это у вас делают скидки ученикам École Normale?» Хозяин инстинктивно дергает головой влево и вправо, чтобы понять, кто из покупателей мог слышать эту чудовищную фразу. Похоже, что никто не обратил внимания. После этого он медленно оглядывает меня с ног до головы и веско произносит: «Вы ошиблись, Monsieur». В совершенной растерянности я возвращаюсь в École Normale к моим инструкторам и все рассказываю. Хохот моих соучеников сотрясает потолок.
Суббота, 6-е. Гранер теперь уже сам везет меня на rue Notre Dame de Nazareth; покупаем кинокамеру Ercsam.
Из письма маме от 7 мая 1957 года: «В субботу перед Пасхой отправился в Ниццу и провел там целый день с фото- и киноаппаратом. Это, по-видимому, самое яркое впечатление всех моих каникул. <…> Я сразу же забрался в „старый город“ и не вылезал оттуда почти до вечера — узкие улички со свешивающимся из окна бельем, сотни мелких лавчонок. Каждая зазывает, едва ли не хватает за полу, улицы, поднимающиеся ступеньками куда-то далеко вверх, обгорелые южные лица людей, женщины в черном с огромными жбанами белья на голове — все это такие ожившие кадры из итальянского neorealismo, что у меня от волнения дрожали руки, и уж не помню, как я там ставил выдержки и диафрагмы. Потом оказалось, что я извел за один день три пленки».
ААЗ после возвращения из Парижа, 1957 год.
Галстук и шарик с изображением ААЗ сделаны Адольфом Овчинниковым.
Среда, 26-е июня [1957]. Вечером начал монтировать свои фильмы (черно-белые). Дело оказалось невероятно захватывающее.
