Ислам в России и Евразии XVI - ХХI вв. - [37]

Однако следует признать, что центральная власть не всегда была сторонницей сдерживания исламизации казахов. Известно, что правительство Екатерины II, например, важную роль в деле воспитания у кочевников лояльности российской власти отводило исламу. Судя по всему, Петербург рассчитывал реализовать в кочевой среде татарскую модель межкультурного и межконфессионального взаимодействия. Еще в 1782 г. было принято решение о строительстве на землях, прилегающих к казахским кочевьям, мечетей³²¹³²², что вскоре и начало реализовываться^{323. В 1785 г. были опубликованы указы о строительстве при оренбургской и троицкой мечетях мусульманских школ и караван-сараев, строительстве новых культовых сооружений324 и снабжении всех кочевых родов муллами из казанских татар, материально стимулируя их «.к удержанию киргисцев в верности к нам, к удалению их от набегов и хищничества.»325. Положения этих указов были повторены и годом позже326. Имперская власть в екатерининский период реально была обеспокоена тем, что некоторые казахи «мало привязаны к своему закону». В 1786-1787 гг. в Малую орду было направлено из Оренбурга более 20 мулл, выдержавших испытания в Пограничной комиссии. В 1787 г. в орде была распространена партия Коранов, закупленная по приказу генерал-губернатора, и сделан заказ на новую. Сегодня покажется парадоксальным, но именно через школу и распространение в степи «наук» власти надеялись, что «...богослужение, по мере их просвещения, от часу будет между ними ревностнее, и суеверие, которого ныне по незнанию своего закона придерживаются, уменьшится.»1.}

Когда в 1868 г. было утверждено Временное положение об управлении в Уральской, Тургайской, Акмолинской и Семипалатинской областях³²⁷³²⁸, духовные дела казахов не отошли в ведение Оренбургского магометанского духовного собрания. Тем не менее местные муллы через общее гражданское управление подчинялись Министерству внутренних дел. В каждой волости полагалось иметь не более одного муллы, который должен был избираться исключительно из российских подданных казахов: «.муллою может быть всякий, способный к тому по понятиям киргизов, если он не опорочен по суду и не находится под следствием». Выбор муллы оформлялся общественным приговором, который через уездного начальника предоставлялся на рассмотрение областного правления. Утверждал муллу в должности военный губернатор на основании определения правления. Существовавшее в Западно-Сибирском генерал-губернаторстве звание указных мулл упразднялось. Не занимая привилегированного положения, муллы подлежали внесению всех податей и повинностей, если эту обязанность не принимали на себя общества по соответствующим приговорам. Строительство мечетей в Степи дозволялась исключительно с разрешения генерал-губернатора. А устройство при мечетях школ и вообще преподавание муллами грамоты - с разрешения начальника уезда. Содержание мечетей, школ и мулл могло осуществляться обществами, но не на основе общей раскладки: нежелающие участвовать в этом могли уклониться от взносов. Вакуфы в степных областях не допускались (§§ 251-261).

Глава об управлении духовными делами местного населения в новом Положении об управлении Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Уральской и Тургайской областями 1891 г.^{329, которое на некоторое время объединило все казахские земли (что свидетельствует о том, что центральная власть, будучи уверена в лояльности подданных, перестала опасаться их объединения), была более емкой, чем предшественница в законе 1868 г. При этом основные позиции были сохранены, но распространены и на оседлое население, впервые упомянутое относительно степных областей. На каждую кочевую или оседлую волость по-прежнему дозволялось иметь одного муллу. Избирать их разрешалось исключительно из среды местного населения. Избранные муллы, как и раньше, утверждались в должностях военными губернаторами. Возведение мечетей также допускалось лишь с позволения главного начальства -степного генерал-губернатора или министра внутренних дел (по принадлежности областей). Мечети и школы при них по-прежнему должны были содержаться за счет добровольных общественных сборов, а вакуфы запрещались (§§ 97-100).}

Несмотря на то, что отношение российской администрации к исламу в Туркестане и степных областях имело разный характер: в первом - «игнорирование», а в других - контроль, вся мусульманская политика в регионе имела одну цель - устранить (или хотя бы смягчить) влияние шариата и служителей культа на местные администрацию и суд. Государство видело в местном исламе, пожалуй, самый существенный тормоз на пути к превращению региона в органическую часть империи. При этом действовать в направлении ограничения мусульманского «фанатизма» следовало крайне осторожно, создавая предпосылки для его естественного затухания.

Взаимодействие и сотрудничество российской власти с местной элитой в Центральной Азии всегда было обусловлено политической необходимостью и имело свои четко очерченные пределы. Царская администрация при необходимости призывала местную элиту себе на службу, а когда эта необходимость миновала, возвращалась к политике нейтралитета («игнорирования»). Да вряд ли могло быть иначе. Перед имперской властью стояла принципиальная задача -превратить далекую окраину в органическую часть государства, выполнить которую было бы невозможно, не добившись умиротворения края, т. е. не заручившись молчаливой поддержкой или хотя бы нейтралитетом местной элиты.