Ислам в России и Евразии XVI - ХХI вв. - [31]

Для понимания позиции первой туркестанской администрации в религиозном вопросе весьма интересно следующее замечание Се-верцова: «Самая нетерпимость иноверных торговцев гораздо более основана на меркантилизме, нежели на фанатизме, который более служит благовидным предлогом»¹. Поэтому первые шаги российской администрации Туркестанской области и не были направлены на борьбу или «игнорирование» ислама, но, скорее, на взаимодействие с ним.

Однако не следует думать, что Черняев встал на путь попустительства исламу. В определенной мере он вмешивался в некоторые прерогативы мусульманского духовенства: отменил наиболее жестокие судебные наказания, сократил размеры оплаты услуг казиев и раисов, наказывал и отрешал от должностей провинившихся представителей культа, утверждал в должностях не только административных, но и духовных лиц, выслал за пределы края наиболее антирусски настроенных представителей духовенства. Заметим, что все эти меры не вызывали недовольства местного населения. Более того, мусульманское духовенство готово было добровольно отказаться от избрания «туземных» должностных лиц, передав все управление в руки военного губернатора. Оно видело новую власть сильной и великодушной, что не противоречило установлениям ислама.

Такая политика Черняева встретила активное противодействие со стороны Крыжановского, уверенного, что его подчиненный потворствует мусульманскому духовенству, усиливая его и ослабляя позиции имперской власти. Эта точка зрения была поддержана Д. Милютиным.

В своем письме к военному министру²⁹⁴²⁹⁵ Н.А. Крыжановский призывал ради утверждения в Туркестане прочной власти принять меры, направленные на ослабление власти и влияния местного духовенства, которые, во избежание провоцирования религиозного фанатизма, должны были первоначально носить ненасильственный характер. Ставя целью изъятие у духовенства светской власти, генерал-губернатор планировал начать с суда. С другой стороны, Кры-жановский считал необходимым оставить за российской администрацией право назначать и смещать местных духовных лиц, видимо, не отдавая отчет в том, что тем самым имперское правительство придаст мусульманскому духовенству официальный административный статус. Еще одной идеей генерал-губернатора стала мысль о необходимости учреждения в Ташкенте «законодательной комиссии» под председательством военного губернатора, которой надлежало выработать особый закон для Туркестана¹.

Военный министр, рассматривавший предложения Крыжанов-ского, оставил на полях его письма заметки, из которых следует, что он был согласен не со всеми заключениями своего подчиненного. Однако высказывания генерал-губернатора о взаимоотношениях с местным духовенством получили поддержку военного министра. А мнение о необходимости ослабления его влияния было подкреплено замечанием Милютина: «Необходимо окружить духовенство мусульманское возможными почестями и в то же время ограничить действительное влияние его на светские дела»²⁹⁶²⁹⁷.

Мнение верховной власти по ташкентскому вопросу было отражено в совершенно секретной записке, высочайше одобренной 15 января 1866 г.^{298 Военное министерство абсолютно поддержало оренбургские власти в мусульманском вопросе. В столице империи были убеждены, что духовные лица мусульманского исповедания являются той политической силой, ослабление влияния которой на общество должно было стать первоочередной задачей правительства. Печальный опыт Кавказа убедил власть в том, что влияние мусульманской элиты «прямо враждебно власти христианского правительства». Поэтому и любое недовольство российской властью в Ташкенте могло спровоцировать консолидацию недовольных вокруг местных духовных лидеров, традиционно тяготеющих к бухарскому эмиру. Поддерживая стремление Крыжановского к ослаблению духовенства, царское правительство считало, что ограничение влияния местного духовенства на светскую жизнь необходимо было осуществлять чрезвычайно осторожно, дабы не вызвать всплеска недовольства со стороны коренного населения, «...а напротив, сохранять добрые отношения к духовенству и, окружая его почетом, привлекать к себе наградами и подарками»299. Однако внимательное сравнение позиций}

Оренбурга и Петербурга показывает, что если оренбургский генерал-губернатор вынашивал лишь идею постепенного ограничения влияния мусульманского духовенства, то столичные власти считали необходимым активно привлекать его на свою сторону¹.

Военный министр в своей записке на имя императора подчеркивал, что ослабление мусульманского духовенства должно было стать одной из важнейших задач российской политики в регионе. И решить эту задачу (избегая открытой конфронтации и действуя исподволь) он полагал, перенеся в Центральную Азию опыт учреждения военно-народных судов (мехкеме), в которых исламское духовенство играло второстепенные роли.

Для реализации этой идеи был избран мало знакомый с местной спецификой Д. Романовский, сменивший Черняева на посту военного губернатора Туркестана. Убежденность в социальной чу-жеродности духовенства народным массам толкнула Романовского на острый конфликт с мусульманскими священнослужителями. Бестактные и непродуманные действия нового военного губернатора производили на местное население негативное впечатление. А учреждение мехкеме было просто никем не понято.