Ислам в России и Евразии XVI - ХХI вв. - [23]

Однако в классической общине «азиатского» типа (индийская ка-ста/китайская цзя) существовала только общинная собственность, не было индивидуально-обособленной и уж тем более частной собственности. У горских народов Северо-Восточного Кавказа наряду с общинной (харим) присутствовала также частно-семейная (мулк) собственность. Я.З. Ахмадов писал, что у чеченцев доминировали «крестьянские парцеллярные хозяйства»^{187. Другим отличием от «азиатского» общества было то, что господствующие группы (владетели в Дагестане и «старшинская верхушка» в Чечне) не играли роли некой единой монолитной общности как, например, каста в Индии, а выступали сугубо как совокупность индивидов, причем в течение XVIII в. значительно выбитых физически в Чечне и также уничтоженных в отдельных районах Дагестана (в Аварии и у даргинцев бекская прослойка была поставлена вне закона, как и в лезгинской Ахты-паре, а в «Горном магале» цахуров беки были истреблены еще в XV в.)1. Более того, как показали исследования, уникальность дагестанской сельской общины проявлялась еще и в том, что она включала в структуру джамаата подчиненные аристократические фамилии188189.}

В то же самое время община на Северо-Восточном Кавказе не препятствовала индивидуальному началу, к тому же существовали экологические и хозяйственные ниши, где возможно было и индивидуальное производство продукта, наподобие «античной» формы. Хотя в отличие от античного полиса, на Кавказе отсутствовало рабство как социально-экономическая основа, следовательно, для горца Чечни или Дагестана отсутствовала необходимость, подобно античному общиннику, объединяться против рабов в «вольную» страту. Консолидироваться с другими горцами (вольными индивидами) общиннику необходимо было по внешним причинам. Сельские общины объединялись в союзы и конфедерации перед внешней угрозой (ханства, другие общества), а сами общинники выступали как члены тухума или тайпа в противостоянии с подобным же структурами.

Крупные аулы, ставшие центрами конфедерации, можно условно сравнить с городом (полисом)^{190, который включал в себя и сельскую местность (хутора), а община была сосредоточена в поселении. Горец выступал в отношениях с другими горцами не как аварец, чеченец или лезгин, но в первую очередь как представитель тухума или джамаата в Дагестане или тайпа или тукхума в Чечне. Городское/ан-тигородское измерение здесь, пожалуй, соответствует «античному» типу, но с существенной поправкой. Противопоставление горцев шло не городу, а конкретному воплощению городской среды - русской крепости.}

Сходных черт с «германской» общиной на Северо-Восточном Кавказе мы найдем даже меньше, чем с «азиатской» и «античной». Так Ф.И. Леонтович отмечал, что «право личной поземельной собственности доселе не существует в Чечне»¹. Этому не противоречат данные о том, пахотных земель и покосов у «феодализирующейся» знати было в 5 раз больше, чем у рядовых общинников¹⁹¹¹⁹². Поскольку зажиточные группы, именуемые как «феодализирующиеся», выступали не как индивиды, но как члены сильных (и на этом праве решающих свои задачи) тайпов, либо как члены сильных семей, а, как мы отмечали выше, именно большая семья являлась ячейкой чеченского общества. Отсюда представляется ошибочным мнение Э.А. Борча-швили, о частной собственности у чеченцев как «ведущей форме земельной собственности»^{193. В Дагестане складывалась сходная ситуация, при которой субъектом собственности испокон веков были либо семьи полноправных общинников-узденей, либо сама община (джамаат), которая вобрала в себя коллективные права собственности тухумов-основателей. Дихотомии «город-деревня», характерной для феодальной Европы, как мы отмечали выше, на Кавказе также не сложилось. При этом у чеченцев феномен города как явления «укладно-формационного» уже имел место (крупные селения в равнинной Чечне, в Засулакской Кумыкии, наконец, русские крепости). Следовательно, говорить о господстве родо-племенного строя, а следовательно, и архаичного «демократизма» ни в коем случае нельзя.}

Переход от племенного («доклассового») общества к обществу социально стратифицированному на Северо-Восточном Кавказе уже произошел. Но общественная единица (община) на Кавказе не подходила ни под один из типов общины, о которой писал К. Маркс. Община в Дагестане и Чечне не была феодальной, по той же причине, по какой она не была ни азиатской в чистом виде, ни «античной».

Своеобразие и неповторимость общественной структуры горских народов Северо-Восточного Кавказа признается и современными историками, однако «специфические формы» исследуемого феномена все равно подводятся под общий знаменатель феодализма. В ловушку формационного подхода попадают уважаемые и авторитетные исследователи, которые усматривают классовость как в виде «социальных слоев» (родовая знать и рядовые общинники)¹, так и напрямую пишущие о делении населения «два основных класса: феодалов и крестьянства»¹⁹⁴¹⁹⁵. Говорить о классах применительно к горскому обществу рубежа XVIII-XIX вв. будет ошибочным. Если в широком смысле «классом» может быть названа любая большая группа людей с общими признаками, то класс, в строго научном смысле, не может состоять из коллективных индивидов (общин), а только из индивидов, выделившихся из общины