Ислам в России и Евразии XVI - ХХI вв. - [163]
Но слишком скоро проявился, заметил М. Султангалиев, «субъективно-личный карьеризм... Ради того, чтобы быть у власти, можно идти на все, вплоть до того, чтобы в этой власти совсем не иметь власти»>1204>. Это отразилось в остром обсуждении доклада И. Сталина по национальному вопросу на XII съезде РКП (б). Об истинной подоплеке дискуссии проговорился Н.И. Бухарин, приведя ответ одного делегата на свой вопрос: «Что у вас нового?» - «Да что, ничего нового, вот националов душим». Очень скоро обнаружился лишь «призрак власти», по Султангалиеву>1205>.
По большому счету, за редким исключением, их не впускали в мир «большой» политики и ее тайн. Им до конца не доверяли в Москве: слишком мал был их партийный «вес», они не были до конца «своими». И Адыгею, и Карачай, и Черкесию на съездах представляли секретари местных обкомов, часто сменяемые не представители этносов, получивших автономию. Весомее были руководители Дагестана. Среди делегатов съездов были председатель СНК Дж. Коркмасов, председатель ЦИК Н. Самурский, нарком просвещения А. Тахо-Годи. Но и им не доверили возглавить Дагестанскую парторганизацию.
Горская интеллигенция работала, как признает С. Сиюхов, «не покладая рук», выполняя решения центральных и местных партийных структур, возглавляя на местах политические кампании. Центр поощрял их энтузиазм, продвигая на ответственные должности.
Эмигранты тем не менее замечали: «коммунисты-националы», «даже свободные от всяких признаков “буржуазного национализма”, автоматически. противодействуют уравнительно-русификаторским стремлениям советской власти». С. Лукашин в докладе ЦК писал: религиозные деятели на Северном Кавказе «оказываются настолько сильными, что часто подчиняют сильные, организованные группы “самостийников” горцев и горцев “большевиков”»>1. В январе 1923 г. К.Е. Ворошилов писал И.В. Сталину из Чечни: «Само собой понятно, что муллы и св[ятые] пользуются своим положением со всем присущим им искусством восточных дипломатов и политиков. ...Большие мы дураки, что мало возим этих самых мулл в Москву, где они чувствуют себя так же, как в Мекке»>1206>>1207.
Даже после прошедших процессов над национал-уклонистами в конце 20-х гг. и в разгар репрессий 30-х гг. эмиграция считала: лояльность перешедших к большевикам «покоится. не на внутреннем убеждении, а лишь на оппортунизме и некоей привычке», сотрудничество с новой властью мало что изменило со времен царизма » >1208>.
Это, конечно, передержка, большинство из упомянутых деятелей сделали искренние ставки на новую власть. Они поспешили поддержать Сталина в его расправе с М. Султангалиевым, приняв на веру, или, сделав вид, что разделяют его обвинительные аргументы. Дело Султангалиева стало узловым моментом в отношении Сталина и к ним. Не спасало частое цитирование работ, признание его лучшим знатоком национального вопроса. Это ярко демонстрирует деятельность У.Д. Алиева по латинизации графических систем письма. И.А.-К. Хубиев сокрушался по поводу того, что «коммунист - интеллигент. с большим трудом подвергается переделке и с большим трудом усваивает идеологию пролетарской боевой партии»>1209>.
Партийные идеологи пытались делить «арабистов» на «левых» и «правых». К «левым» и «обновленцам» из духовенства причислили тех, кто читал труды Маркса, Энгельса, Ленина и Дарвина>1210>. С объективной оценкой влиятельности «арабистов» выступил С. Габиев, член бюро Дагестанского обкома ВКП(б) и СНК в газете «Красный Дагестан» с большой статьей «Мюридизм на Кавказе». В ней он положительно отозвался о «прогрессивной» части духовенства, которая руководила антиденикинским движением во время Гражданской войны и активно помогала большевикам. Самурский вынес вопрос на обсуждение закрытого заседания обкома партии 14 декабря 1926 г. Выступление Габиева Самурский объявил «совершенно не соответствующим взглядам партии». От отдела печати обкома он потребовал объяснить причины появления статьи без предварительного согласования с обкомом и опубликовать официальное опровержение>1. Однако в вышедшей ранее, в 1925 г., книге самого Самурского «Дагестан» целая глава посвящена мусульманскому духовенству и содержала положительную оценку его роли в Гражданской войне>1211>>1212.
Столь же противоречив был и председатель СНК Дагестанской АССР Дж. Коркмасов. Он призывал к «печатной войне» против «арабистов», называл «шариатистов» «исконными властителями дум и мыслей» на I Вседагестанской конференции работников печати и рабселькоров>1213>. 5 ноября 1925 г. он оценил их как «громадное зло». Работники печати признались: ослабить их влияние не удается, «арабисты» обладают большим авторитетом, а по знаниям и культуре часто стоят «выше наших местных коммунистов». Но он вернул халат святого шейха Абу-Муслима Хунзахской мечети в Дагестане, подчеркнув: «Отбирать предметы культа безнравственно». «Я решительно отвергаю, - писал он Сталину, - обвинение, будто я прикрывал свою ошибку незнанием политического значения факта возвращения халата. За мою 30-летнюю революционную работу не было случая, чтобы я пользовался такими (как незнание) неэтическими средствами защиты. Наоборот, я совершенно четко говорил, что халат вовсе не представляет собой такого значения и что за 30 лет работы в Дагестане я ни разу не был свидетелем, чтобы халат этот служил бы знаменем борьбы кому то ни было против народа... Прошу ЦКК все эти обстоятельства проверить, и дело, как ничем не обоснованное, прекратить». Парткомиссия, присланная из Москвы, указала «на недопустимость подобных действий». В материалах ЦКК значилось: «1) Считать, что т. Коркмасов совершил крупную политическую ошибку... 2) Признать, что указанный поступок Коркма-сова (возвращение халата) объективно привел и не мог не привести к поднятию его (Коркмасова) большого авторитета среди духовенства. 3) Отметить, что т. Коркмасов при разборе вопроса о его ошибке пытался для личного оправдания отвести обвинение ссылкой на явно неверное положение о том, что он “не знал и не знает политического значения, кроющегося в возвращении халата”». Партвзыскание ограничилось: «строгим предупреждением»
