Искушение святой троицы - [14]

Он проснулся как будто оттого, что его кто-то окликнул. Коридор был тих и пустынен; Слава лежал на полу, уткнувшись щекой в твердый паркет и сонным, но тревожным взглядом смотрел на уходящие вдаль перевернутые стены и потолок. Паркет издавал запах плесени и сырого дерева. Слава медленно приподнялся; доски заскрипели. Он приник спиной к холодной колючей стене, обхватил колени и на некоторое время закрыл глаза. Слава не слышал звука, который разбудил его, но у него в ушах все еще отдавались какие-то звенящие отголоски. Ящерица смолкла; вокруг висела мертвая тишина. Голова его была еще тяжела, но, не успел он как следует проснуться, тревога сразу же начала предательски проникать в мозг, и он довольно быстро вспомнил, где находится. Физическое бездействие лишало Славу выдержки, ужас происходящего вновь неумолимо стал наваливаться на него, и факт нахождения в нелепом и страшном коридоре представился ему со всей очевидностью. Вытаращив глаза, Слава прижал к лицу ладони и шумно всхлипнул, но тут же в испуге сдержал рыдания и настороженно уставился в проем. В необъятном помещении висела ватная тишина, как будто стены, пол и потолок были проложены изоляционным материалом; Славин всхлип не породил ни малейшего эха, что выглядело крайне странно в столь громадном и пустом холле. Несколько минут несчастный Слава сидел, пытаясь успокоиться и, сжав зубы, исступленно колотил кулаками по голове, а затем застыл в неподвижности.

Он попытался разобраться, что же произошло с ним. В сознании у него родилось странное ощущение того, что в его голове, вероятно, случился какой-то неисправимый дефект, и ощущение это было вызвано именно тем, что, проведя столь долгое время в подземелье с чудовищами, он не сошел с ума, как следовало ожидать, а все еще способен логически мыслить. Самая эта мысль, однако, скоро показалась ему глупой. В следующее мгновение, правда, в голове поселилась новая мысль, куда страшнее первой: а что, если он уже давно и бесповоротно свихнулся и все, что он видит сейчас перед собой, а возможно, и все то, что приключилось с ним после падения в подземелье, суть самая обыкновенная галлюцинация? В страшном испуге Слава почему-то первым делом огляделся по сторонам, а затем осторожно пошевелил руками и ногами, несколько раз покрутил головой и подвигал пальцами. Само собой разумеется, он плохо представлял себе симптомы сумасшествия, поскольку никогда не был его жертвой; но как раз беспомощность в определении этих симптомов в своем собственном теле больше всего его пугала. Взволнованный, он попытался вспомнить таблицу умножения, и его усилия увенчались успехом, поскольку любые произведения он вычислял без труда. Тогда, не доверяя тесту умножения, он принялся лихорадочно восстанавливать в памяти все мельчайшие события, предшествовавшие его падению сквозь землю, и картины солнечного летнего дня ярко вспыхнули у него в памяти. Эти идиллические воспоминания, однако, несмотря на свою достоверность, а, может, и благодаря ей, показались ему столь неизбывно далекими, что Слава ощутил новый приступ горечи. Он стал тихонько рыдать, почти не остерегаясь ящерицы, потому что силы его были в очередной раз истощены.

Поддавшись на некоторое время этой слабости, Слава все же сумел успокоиться и даже, осмелев, прополз немного по коридору, подальше от того места, в котором он очутился в результате падения сквозь потолок подземелья или чем бы оно ни было. Полз он недолго: паркет неожиданно предательски скрипнул, да так громко, что Слава вскрикнул от неожиданности — и тут же внутри у него все захолонуло от ужаса. Чудовищный яростный рев потряс коридор, и по потолку с внешней стороны загромыхали удары тяжелых когтистых лап: страшная ящерица, услышав Славу, металась в неистовстве. Отвратительные звуки, издаваемые ею, были невероятно полновесными; казалось, потолок был не толще картона. Слава, не раздумывая ни секунды, бросился бегом по коридору: ужасающая близость шума, издаваемого ящерицей, была такой явственной, что он в страхе решил, будто страшный зверь гонится по паркетному полу прямо за ним по пятам! Совершенно потеряв голову от страха, Слава вдруг на всем бегу покатился по паркету и перевернулся на спину. Потолок изгибался под ударами чудовищных лап прямо над его головой: ящерица безошибочно чуяла человека. Представив себе, как потолок обрушивается на него вместе с беснующейся тушей зверя, Слава разжег в своем воображении новый пожар, мгновенно заставивший его вскочить на ноги и помчаться дальше. Чудовищный рык не отставал, и грохот лап был слышен в точности над его макушкой, может быть, с едва заметным отставанием. Так продолжалось довольно долгое время, за которое запыхавшийся Слава пробежал, наверное, не менее полукилометра по убийственно одинаковому серому коридору. В боку у него страшно кололо, на губах проступал отвратительно-сладостный медный привкус. Обессилев, он в отчаянии остановился; невидимое чудовище также остановилось, ни на секунду не прекращая ужасного рева: казалось, его легкие совершенно не знали усталости. Слава упал на колени; он чувствовал, что еще немного, и голова у него лопнет от адского шума. Он не выдержал и нервно засмеялся. Зверь ответил на его смех свирепым воплем.