Слава, стоя у окна, с высоты четвертого этажа наблюдал, как чумазый оранжевый каток, грохоча, закатывает в черный битум площадку перед школой, лениво проползая по ней от одного края к другому. Через раскрытую форточку просачивается запах летнего полудня, смешиваясь с терпким асфальтовым ароматом. Монотонное тарахтение. Июльское солнце слепит глаза, высвечивая золотистые пылинки на стекле и мешая разглядеть каток как следует. Когда каток приближается к дому, шум его усиливается, а потом с такой же убийственной постепенностью стихает. Слава оперся руками о заскрипевший кривой белый подоконник и мрачно глядел вниз. Попробовал усесться на него, но покатое дерево не захотело его удержать: он соскользнул на пол и больно задел коленом об угол письменного стола. Ногу словно пронзило электрическим током. Слава, зашипев, доковылял обратно до дивана и повалился на него, продолжая стонать и морщиться. До того, как ему пришлось подойти к окну, он безучастно валялся на диване и слушал музыку, уставившись в потолок. Одна потолочная плита лежит выше другой, между ними желобок шириной в сантиметр. Тихо журчащая мелодия убаюкивала его, и неясные мысли об Алине — он представлял ее себе лежащей на диване за просвечивающей белой занавеской, взгляд его скользил по ее телу, мягко переливающемуся под светом настольной лампы, заменявшей софит, — постепенно растворялись в дремотном тумане. Сквозь музыку пробивается неуловимый рокот. Музыка накатывает нежными волнами. Четыре серых стены ближе придвинулись к нему, окружили с четырех сторон, обняли, как одеяло. Он медленно погружался в сон, но и во сне тревожное гудение нарастало, все более и более заслоняя плавные, текучие переливы мелодии. Дымчатые очертания женского тела, обласканного светом, вдруг вновь выпукло проступили прямо перед ним и стали медленно двигаться в такт чуть слышным аккордам; он протянул руку, чтобы коснуться женщины, но гудение разрушило иллюзию, и видение вдруг разом исчезло, оставив черную пустоту. Дремотная темнота посветлела и превратилась в белое поле потолка. Музыку совсем заглушил грохочущий гул. Слава перевел сонные глаза на рисунок обоев на стене. Он лежал к ней вплотную, и серые завитушки расплывались в бесформенную кашу. Он снова прикрыл глаза, потянулся всем телом и вздохнул; затем, еще некоторое время поизучав потолок, наконец, поднялся с застонавшего дивана и побрел к окну, чтобы посмотреть, откуда доносится шум.
Когда он снова лежал на диване, потирая ушибленное колено, в другой комнате неожиданно громко зазвонило, и Слава, стряхнув оцепенение, в волнении бросился к телефону, но, как только он взял трубку, его волнение угасло, уступив место ленивой досаде.
— Ну, ты что, спишь, что ли, в одном ботинке? — раздался в трубке до обидного знакомый голос Леши.
Слава некоторое время молчал, раздумывая, что ответить, и держась за колено, но ничего не мог придумать.
— Сам ты спишь, — сказал он, наконец.
— Сухарики новые появились, с дымом, — сообщил Леша без всякого перехода, — слыхал?
Слава прыснул. Он сказал 'да-а…' и принялся с отвлеченным видом оглядывать свою комнату.
— Ты что там, негодяй, — вопросил Леша, — язык проглотил, что ли?
— Ты чего, только из-за сухариков и звонишь? — спросил Слава.
— Естественно, — сказал Леша. — На хрена ты мне еще сдался?
Слава ничего не ответил на это и поджал губы, придав лицу постное выражение, словно хотел показать невидимому собеседнику, какой Леша глупый.
— Ты вообще чего-нибудь когда-нибудь слышал? — спросил Леша. — Старый ты таракан. Надо срочно пойти купить. К пиву.
— Да сам ты…, - отозвался Слава с неожиданной злостью, особенно обидной оттого, что он не знал, что ответить, — ты сам… я, блин, вообще молчу, кто.
— Балбес не приходил? — спросил Леша, с легкостью перескакивая с одной темы на другую и не обращая никакого внимания на Славину обиду.
— Нет, — сказал Слава. — Он что, собирался?
— Ну. Надо в сервис съездить.
Слава не понял, зачем Леше в автосервисе нужен Дима, но спрашивать не стал. Он сказал:
— Если ты с ним договорился, чего у меня спрашиваешь? Позвони ему на сотовый.
— Да вам, хренам собачьим, фиг дозвонишься! Давай, звони ему сам, скажи, чтобы приходил срочно, надо договориться. Он с утра говорил, что придет.
— Да иди ты нафиг! Сам звони.
— Да он с городского не прозванивается, гнида.
— Ну, ладно, я сообщение пошлю.
— Вот и пошли его как следует. Напиши, что я его, гниду, на кукан натяну, если не придет. И давай, спускайся вниз, пошли за пивом.
