Искренность после коммунизма. Культурная история - [84]

^{http://www.collegehumor.com/article/6872071/8-new-and-necessary-punctuation-marks)}

Вместе с другими поп-культурными ссылками на сегодняшнюю искренность (см. еще два примера, «Синсероид, или Искреннеобразный» и «Честные чайные бутылки», на илл. 7 и 8), ода кроссовкам и раздел «Брониз» прекрасно показывают, что англоязычные юзеры новых медиа с течением времени стали использовать выражение «новая искренность» в столь разных культурных и коммерческих контекстах, что это неизбежно привело к появлению пародий. В третьей главе я говорила о том, что с начала 1990‐х годов сторонники возрожденной искренности применяли это понятие к любым новым культурным областям и практикам; в первой главе мы видели, что та же разношерстность побудила писателя Алекса Блэгга в 2005 году обратиться к читателям своего блога с шутливым призывом привести безразлично какие примеры, иллюстрирующие понятие «Новая искренность». Еще через год похожую пародийную акцию устроила Лорна Ди Сервантес. Американско-мексиканская поэтесса высмеяла форматы новостей и постов в соцсетях, предложив читателям своего блога бессмысленные «Десять вещей, которые каждый должен знать о новой искренности!» (например, «Новая Искренность однажды проиграла в конкурсе двойников Долли Партон» или «В Парагвае дуэли разрешены, при условии, что обе стороны являются Новоискренниками!»)[693].

^{Илл. 8. «Честные» бутылки с чаем. Блогер Drawn2Design упомянул этот бренд в своем блоге в 2008 году, чтобы проиллюстрировать, как упаковка продуктов «неуклонно меняется в направлении социально ответственной и экологически безопасной… короче, все более и более этичной части спектра». По мнению Drawn2Design, подобный сдвиг есть наглядное проявление «новой искренности» в дизайне упаковок. «Package Design: Huggable Japanese Stuff, Junk Food Design, and the New Sincerity», запись в блоге Drawn2Design, сделанная в 2008 году (http://drawn2design.wordpress.com/2008/10/24/package_design/). Изображение воспроизводится с разрешения Honest Tea Ltd. и компании Coca-Cola}

Пародийные записи Ди Сервантес и Блэгга — не просто банальные шутки. Красноречивее, чем любой статистический обзор, они говорят нам о том, как много веб-пользователей стали использовать риторику новой искренности. Две пародии показывают и то, какое эмоциональное значение придают сетевые комментаторы этому понятию; и они демонстрируют нам почти гротескную неоднородность социальных и культурных практик, к которым пользователи социальных сетей применяют этот термин.

«ПУБЛИЧНАЯ ИСКРЕННОСТЬ» В РОССИЙСКИХ ЦИФРОВЫХ МЕДИА

Приводившиеся до сих пор примеры я заимствовала в основном из англоязычных социальных сетей. Однако было бы ошибкой считать сетевую риторику новой искренности исключительной прерогативой англофонов. В «Google»-поиске по блогам на запрос о «новой искренности» мне не раз попадались цитаты на самых разных языках, включая болгарский, эстонский, немецкий, французский и итальянский.

Русский язык, разумеется, не является исключением. В России с начала 2000‐х годов писатели и блогеры проявляли не меньший, а может быть, и больший интерес к проблемам искренности и дигитализации, чем их коллеги из англоязычных стран. Как мы видели во второй и третьей главах, культурологи приписывают советскому эксперименту и последовавшему за ним переходу к посткоммунистическому обществу решающую роль в появлении новой российской искренности. Со временем, однако, возникает новое поколение, которое, по словам историка культуры Розалинды Марш, пытается «одновременно сохранить свое культурное наследие и освободиться от него»[694]. Как и везде, начиная с 2000‐х годов это поколение, размышляя о современной искренности, все чаще обращается к феномену дигитализации.

Обратимся к мнению Дмитрия Кузьмина — поэта, редактора и критика, чьи взгляды на новые, «постконцептуалистские» литературные и поведенческие тенденции я упоминала в третьей главе. Кузьмин считает, что цифровые медиа являются решающим фактором в формировании новых тенденций, в которых центральное место занимает «прямое лирическое высказывание»[695]. Изданный в 2006 году учебник новой русской литературы прибегает к сходной аргументации. Его авторы утверждают, что «интерактивность» и «виртуальность» играли ведущие роли в постпостмодернистской русской литературе и определяют «неосентиментализм», отличающийся установкой на искреннее выражение, в качестве особо важной постпостмодернистской парадигмы[696]. За два года до этого журнал «Сетевая поэзия» посвятил специальный выпуск теме «Правда и искренность в искусстве»; среди прочего, его авторы обсуждали «социальные аспекты „новой искренности“» и историю самого понятия «новая искренность»[697].

C начала 2000‐х годов авторы этих и многих других публичных высказываний об искренности исследуют связь между искренним выражением и дигитализацией. Они часто обращаются к литературному творчеству, но исследуют также и взаимосвязь между искренним и дигитальным в сферах, лежащих далеко за пределами литературы. Яркий пример — фильм «Новая искренность. Манифест», посвященный прошедшему в 2011 году русско-украинскому форуму «Инновационные маркетинговые коммуникации». Фильм состоит из коротких интервью с участниками форума, обсуждающими вопрос о необходимости подлинных эмоций в рекламных медиастратегиях. В тексте, представляющем фильм на ютубе, его создатели связывают эту потребность в том, что они называют «новоискренним пиаром» с ростом социальных сетей. «Интернет — предупреждают они маркетологов, — показал миру ваше настоящее лицо. <…> У потребителей теперь есть право голоса. Одна крошечная ошибка — и они раздавят ваш имидж, они растопчут ваш бренд, как букашку»