— Но ведь ходят слухи, что отцом Яниса был Айно?
Лану сверкнул глазами, сощурил их в узенькие щелки и отвел взгляд в сторону. Потом медленно и устало выдавил из себя:
— Я признал Яниса своим сыном.
— Хорошо. Вы часто навещали Яниса?
— Раз в два-три месяца. — И, увидев, что Кирпичников смотрит на него удивленно, пояснил: — Я приносил деньги Вену, чтобы она купила что-нибудь для сына. — У Шааса появилась в уголку левого глаза слеза, которую он смахнул так, чтобы начальник уголовного розыска не заметил.
— Как вы относились к мальчику?
— Я бы забрал его в свою семью, нам с Анитой Господь отказал в просьбе иметь детей, но старый Соостер был против.
— Вену хотела, чтобы вы взяли сына к себе?
— Да.
— А ваша жена?
— Она была не против.
— Почему был против Айно Соостер?
— Он просто сказал «нет». Если бы вы его знали, то поняли бы, что его «нет» невозможно сдвинуть с места.
— Хорошо. Как получилось так, что вы — женатый человек — увлеклись Вену?
— Не знаю, так получилось.
— Это было обоюдное желание?
— Вы хотите… нет, господин из Петрограда, нет, никакого насилия. Если вы это имели сказать.
— Ваша жена знала о связи с Вену?
— Вначале нет, потом… я сам ей сказал.
— Когда?
— Когда живот было не скрыть?
— И как отнеслась жена к такому факту?
— Плакала, боялась, что я выставлю ее за дверь.
— Скажите, господин Шаас, где вы были в ночь с тридцать первого марта на первое апреля?
3
Громов остался в деревне Кохала с переводчиком Тыну, молодым парнем, старавшимся оставаться в тени из-за скромности. Когда переводил, краснел чуть ли не до корней волос. Ему казалось, что говорит не так, переводит не очень хорошо, да и вообще не его это дело ходить с петроградскими сыщиками и задавать порой не очень приятные вопросы гражданам своей страны.
— Вот что, любезный Тыну, сегодня нам предстоит несколько встреч. Только прошу тебя, не надо тушеваться…
— Что такое «тушеваться»?
— Дорогой мой, надо иногда для разговорной практики читать книги русских писателей на языке оригинала. Слово «тушеваться» придумал Федор Михайлович. — Увидев непонимающий взгляд эстонца, пояснил: — Был у нас такой писатель — Достоевский…
— Знаю его, — перебил обрадовавшийся Тыну.
— Знаешь — это хорошо. А вот «тушеваться» — это стесняться, что ли, робеть, конфузиться.
— Понял, — сказал серьезным тоном эстонец, не поняв последнего слова. — С кем предстоит первая встреча?
— Видимо, с женой Лану Шааса.
— С Анитой, — покачал головой Тыну.
— Значит, с Анитой Шаас. Веди, проводник, — Сергей Павлович подтолкнул в плечо спутника.
Анита встретила гостей настороженно, в серых глазах то и дело мелькали искорки неподдельного испуга — то ли за мужа, толи за себя, то ли по совсем иной причине. Она постоянно пыталась поправить выбившийся из-под платка локон волос, но с какой-то неуклюжестью. Стройная фигура выдавала в ней еще молодую женщину, хотя и погрязшую в домашнем хозяйстве. Лицо со следами раннего увядания пересекали неглубокие морщинки, сгрудившиеся у уголков глаз и губ.
Поприветствовав хозяйку, Громов осмотрел комнату, чистую, уютную. Все дышало в ней благодушием и любовью к созданию уюта. Сергей Павлович отметил, что, несмотря на большую разницу в возрасте между Анитой и Лану (почти пятнадцать лет) и большой семейный срок, как ранее выяснил петроградский уголовный агент из бумаг, представленных эстонской полицией, Анита оставалась влюбленной в склонного к изменам мужа.
— Не позволите присесть? — начал разговор Громов и застенчиво улыбнулся.
— Ой, простите меня, — произнесла довольно низким, но приятным голосом женщина и суетливо указала на стулья, стоявшие вокруг стола.
Сергей Павлович отодвинул стул, присел и только потом сказал: «Благодарю». Затем немного помолчал, изучая женщину, которая под его взглядом зарделась и поднесла руку к виску.
— Госпожа Анита, простите нас за столь внезапное вторжение, но сами понимаете, что наша служба не терпит отлагательств и каждая минута у нас на счету.
Женщина кивнула.
— Именно поэтому нам надо задать вам несколько неприятных, вопросов.
Опять кивок.
— Какие у вас отношения с мужем?
— Как в обычной семье, — ответила она сразу, будто была готова к такому вопросу.
— То есть можно сказать, что вражды вы к нему не испытываете?
— Вражды? — уточнил Тыну.
— Да, я так спросил.
Анита подняла на Громова удивленные глаза.
— Конечно же нет, ведь он Богом данный мне муж.
— У вас есть дети?
— Нет, — покачала головой женщина.
— Скажите, муж вам изменяет?
— Это наше семейное дело, и вас оно не касается, — впервые за встречу огрызнулась Анита.
— Наверное, не будет, госпожа Шаас, открытием, что наша служба не позволяет верить всем на слово, и каждую произнесенную фразу мы перепроверяем своими методами. И поэтому рано или поздно правда выйдет наружу, поэтому мой совет: ничего не скрывать.
Анита закусила нижнюю губу.
— Вы все равно узнаете от других, так пусть будет лучше, если от меня. Да, Лану бегает к другим женщинам.
— Как вы к этому относитесь?
Женщина вначале горько улыбнулась и смахнула появившуюся в правом глазу слезу.
— Я люблю мужа. — ответила она и опустила взор на свои беспокойные руки.
— Скажите, часто увлекается Лану чужими женщинами?
