Лицо Аниты вытянулось и стало похожим по бледности на гипсовую маску.
— Бывает, — произнесла она едва слышно и добавила, как капризный ребенок: — Но он всегда возвращается ко мне.
— Что вы можете сказать о связи Лану с Вену Соостер?
— Это ложь, — прошипела женщина, — простая ложь. И ее выдумывают те, кому больше нечего делать, как сплетничать о соседях. Они говорят так из зависти, что у нас хорошая семья, что мы работаем и всегда достаток в нашем доме. А они только и могут, что чесать языками и болтать небылицы.
— Значит, все, что говорят соседи, является ложью?
— Да, — выкрикнула женщина.
— Хорошо, но дыма без огня не бывает.
— Что? — спросил Тыну.
— Соседи, конечно, горазды на выдумки и сплетни, но не на пустом же месте возникают такие разговоры?
— Возможно.
— Анита, — Громов накрыл ладонь женщины своей, она хотела отдернуть, но не стала, — поймите, правда выплывет и может либо навредить, либо помочь. Поэтому не надо ничего скрывать, а злые соседи, наоборот, еще больше оболгут.
— Я ничего не знаю и не хочу знать. Ничего, — повторила она.
— Так не бывает. Вы знаете, когда идешь по ступенькам вверх, ничего не замечаешь, все вокруг вроде бы спокойно. Но стоит споткнуться — и видишь под ногами ступени, а они не такие радужные, а грязные, неухоженные. Так и в жизни.
Женщина смахнула слезы.
— Устала я от всего и всех, — тихо произнесла она, и в голосе послышалась душевная опустошенность и боль грядущей утраты. — Устала ждать, устала улыбаться сквозь слезы, устала быть подушкой, устала просто жить.
Повисла неловкая пауза, хотя Громов и проводил довольно успешно допросы, но здесь растерялся. Перед ним сидела довольно молодая женщина с увядающим лицом и, главное, с мыслями, которые возникли не в одночасье, а копились годами. Нужно было ее утешить, но Сергей Павлович не знал, какие подобрать слова. Он только гладил женскую тонкую ладонь и молчал.
Тыну просто отводил в сторону взгляд.
— Вы, Анита, молоды, и у вас еще много прекрасных лет впереди. Не стоит ставить крест на своей судьбе.
— Вы ничего не понимаете.
— Может быть. Но поверьте, я много повидал в жизни, — с грустью в голосе произнес Сергей Павлович, — и мне больно видеть, как вы убиваетесь. Вы придумали себе мужа и хотите видеть в нем не то, что есть на самом деле. Вам надо сесть и хорошо подумать, сопоставить, как мы, агенты уголовного розыска, говорим, факты и сделать выводы. Без заламывания рук, без нервических припадков;-а за стаканом хорошего чая в тишине и одиночестве. Когда мы уйдем вы постарайтесь успокоиться и подумать, как вы относитесь к мужу.
— Я…
Громов опять прикоснулся ладонью к руке Аниты.
— Не говорите пока ничего, но, прежде чем мы уйдем, ответьте еще на несколько вопросов.
— Хорошо.
— В чем был одет Лану, когда вечером ушел якобы спать на сеновал?
— В той же одежде, что и сегодня.
— Ничего другого сегодня не надевал? Вспомните поточнее.
— В той же самой, — уверенно ответила Анита, — в тех же брюках, той же куртке и тех же ботинках.
— И еще один вопрос: где был Лану в ночь с тридцать первого марта на первое апреля?
Женщина закусила нижнюю губу, с минуту подумала. Начальник первой бригады уголовного розыска не торопил. Потом Анита посмотрела в сторону и тихо сказала:
— Он говорил мне, что будет спать на сеновале.
— Вы так и не ответили, где провели ночь с тридцать первого марта на первое апреля? — повторил вопрос Кирпичников.
Шаас на миг смутился, но постарался, чтобы собеседник этого не отметил. Бросил украдкой взгляд на Аркадия Аркадьевича, выясняя, заметил тот смущение или нет.
— Когда, вы говорите?
— Ночь с тридцать первого на первое апреля.
— Сложно так, без подготовки… — начал было Лану.
— Вы постоянно ночуете в разных местах?
— Что вы! Как всегда, в домашней постели.
— Кто может свидетельствовать?
— Анита, — кадык Лану дернулся вниз. — Моя жена, — добавил он.
— Хорошо, кто еще может это подтвердить? — Кирпичников видел, что Шаас говорит неправду.
— Мы третьих лиц в свою постель не пускаем, — огрызнулся собеседник.
— Нет, и вправду хорошо. Ваша жена подтвердит ваши слова, и вам незачем нервничать.
Лану молчал.
— Таким образом, вы мне говорите, что Лану ушел ночевать на сеновал и ночью вы его не видели.
— Опять у какой-то женщины был. — Теперь слезы потекли по щекам женщины двумя маленькими ручейками, и она не пыталась их вытереть.
— Скажите, в котором часу Лану отправился на сеновал?
— В девять.
— Вы помните точно?
— Я посмотрела на часы, — она указала на стену комнаты. — Если точнее, то было без тринадцати минут девять.
— И всю ночь вы его не видели?
— Он явился в седьмом часу.
— Тоже посмотрели на часы?
— Нет, кукушка пропела шесть раз.
— Вы ночью не спали?
— Не смогла сомкнуть глаз, — женщина вытерла ладонью слезы.
— Анита, скажите, почему Лану платил Соостерам?
— Обычный долг.
— Но говорят, что деньги он давал на содержание Яниса.
— Я же говорила вам, что чистой воды вранье. Муж занял у Айно денег на покупку… — но сказать, на что, она не смогла.
— Так что он приобрел?
— Женщин, — зло сказала Анита и не стала смахивать слезы, — он тратил деньги на женщин, а я….
Громов поднялся.
— Простите, я не хочу больше надоедать вам своими вопросами. Анита не ответила.
