Утром петроградские уголовные агенты продолжили дознание. Доктор Вербицкий вызвался помогать эксперту Салькову, который со всей тщательностью исследовал чуть ли не каждый закуток мызы Соостеров. Ему же придали и фотографа с аппаратом фирмы «Eastman Kodak» с кассетной пленкой на сто кадров. Поэтому Георгий Иванович указывал на места, которые необходимо было зафиксировать не только в памяти, но и на снимках.
Юрий Иванович после утренней трапезы ждал распоряжений начальника петроградского уголовного розыска. Кирпичников не спешил входить в реку дознания — вначале стоило набросать план того, что бы он хотел сделать. Вчерашним днем, когда расспрашивали жителей деревни, Аркадий Аркадьевич намеренно не стал задавать уточняющих вопросов и уделять много внимания Лану Шаасу и его домочадцам. Но сегодня стоило им заняться, тем более что у эстонской полиции он в подозрении.
— Сергей, — Кирпичников подозвал Громова, — семья Соостеров скорее всего, даже не скорее, а точно, убита в ночь с тридцать первого марта на первое апреля. Сейчас Юрий Иванович, — начальник уголовного розыска повернул голову к эстонцу, — привезет из деревни некоего Шааса, который записан отцом Яниса. Пока я буду разговаривать с ним, ты поговори с его родными и, в частности, постарайся выяснить, по возможности не заостряя внимания, где находился в ночь убийства этот самый Шаас. Спал в собственной постели или отсутствовал? Потом поговори с Кайно Сууром и сАнту Каарела.
— Понятно.
— А вам, Юрий Иванович?
— Да, понятно. — И повторил: — Оставить Сергея Павловича в деревне у Шаасов, а хозяина привезти к вам.
— Вот и чудненько, жду вас.
Когда Лану Шаас вылез из автомобиля, Аркадий Аркадьевич им залюбовался. Стройный, высокий мужчина, издалека казалось, не разменявший и третьего десятка. Короткие темные волосы, аккуратные маленькие усики под прямым греческим носом, полоска алых чувствительных губ и глаза чистого небесного цвета. Хотя, когда он подошел ближе, сразу стали заметны и морщины, пересекавшие прямой лоб и глубоко впившиеся в уголки глаз, и бледность щек — то ли от волнения, толи по иной причине.
— Доброе утро, — поздоровался первым Кирпичников. — Вы Лану Шаас?
— Совершенно верно, — медленно произнес привезенный из Кохалы на русском языке с акцентом.
— Вы говорите по-русски? — поинтересовался начальник уголовного розыска.
— Немножко, — ответил Лану, — я выучил язык на фронте.
— Хорошо. Значит, нам не понадобится переводчик?
— Думаю, да. Не понадобится.
Во дворе под навесом стоял грубо сколоченный стол с двумя такими же скамьями.
— Юрий Иванович, мы с Лану присядем за тот стол, а вас я попрошу распорядиться, чтобы нам принесли, если можно, горячего чаю. Вы не против? — Кирпичников обратился к Лану.
— Отнюдь, — ответил не свойственным для изучавших русский язык людей словом Шаас.
— Вот и замечательно. — И Аркадий Аркадьевич указал рукой на скамью: — Прошу.
Когда уселись друг напротив друга и положили, как в зеркале, руки на стол, Кирпичников произнес:
— Надеюсь, вам не надо объяснять, почему вы здесь?
— Я не совсем дурак, — на непроницаемом лице Шааса мелькнула едва заметная тень беспокойства, — и понимаю, что в убийстве я — первый подозреваемый.
— Поясните, отчего такая уверенность?
— Видите ли, одно время я увлекся, — посмотрел в глаза Аркадию Аркадьевичу, проверяя, правильно произнес или нет, — Вену, и от этого увлечения родился Янис. И я вынужден теперь… — Он сбился, закусил верхнюю губу, вытер лоб и продолжил: — Был вынужден платить Вену на содержание мальчика.
— Вы считаете, что это достаточная причина вас подозревать? — Брови Кирпичникова поползли вверх.
— Так считает полиция.
— Сколько лет вы воевали? — Аркадий Аркадьевич перевел тему в другое русло.
— Три, — коротко ответил Лану.
— Где?
Шаас покачал головой и сдвинул брови.
— Всех мест не вспомнить. Тонул в польских болотах, падал с гор в Галиции, отступал до Петрограда.
— Довольно обширная территория.
— Да, дважды ранен, и оба раза пуля прошла, как это, Labi ja lxhki, сквозь.
— Навылет, — подсказал Кирпичников.
— Правильно, навылет.
— Случаем не встречали на фронте Каарла Грубера?
— Нет, я эстонцев редко встречал, не то что одно…
— Сельчан.
— Да, односельчан, — кивнул Лану.
— В каком году вы обзавелись семьей?
— Простите?
— С какого года вы женаты?
— Ах это… — Шаас задумался, потом посмотрел на начальника уголовного розыска: — Какое отношение имеет моя женитьба к убийству?
— Господин Шаас, — улыбнулся Аркадий Аркадьевич, — может быть, никакого, а может быть, прямое. Я вчера приехал в Эстонию и не знаю ваших взаимоотношений с женщинами, поэтому простите, если буду задавать не совсем корректные вопросы.
— Корректные — это как?
— Деликатные, обходительные, уважительные.
— Да, я понял, lahked.
— Наверное.
— Вы — полицейский, — Лану развел руки в стороны, — ваше право.
— Право — не право, но нам, приехавшим сюда, надо найти истину и преступника, забравшего шесть жизней.
— Я понимаю, служба.
— И это тоже. Так когда вы женились?
— За год до мировой войны.
— У вас есть дети?
Шаас провел пальцем по усам.
— Уже нет.
— Как это понимать?
— Был только сын Янис.
