Искатель, 2019 № 02 - [43]

Только на улице Тыну со свойственным ему акцентом медленно произнес:

— Вы верите этой женщине?

Сергей Павлович внимательно посмотрел в лицо переводчика. — У вас есть какие-то сомнения?

— Не знаю, — пожал плечами Тыну, — но обиженная женщина может кого угодно оговорить, даже президента.

— Тыну, Тыну, — покачал головой Громов, — есть только один способ узнать, лжет наша дорогая Анита или нет.

— И какой?

— Найти свидетелей.

— Но в постели не спят втроем?

— Вы, Тыну, еще молоды, но в супружеской постели могут спать не только трое, но и гораздо больше людей.

— Не понял… — насупился эстонец.

— Ладно, как-нибудь в другой раз поговорим на эту тему. А сейчас покажите, где проживают люди, которых мы должны опросить: Кайно Суур и Анту Каарела.

— Лану, я не хочу, чтобы вы поняли меня превратно, но истина всегда найдет способ показать себя…

— Вы о подтверждении моих слов женой?

— Вы правильно все понимаете. Итак, где вы были в ночь… — Кирпичников посмотрел в глаза Шаасу, сделал паузу и продолжил: — Так где вы находились в ночь убийства?

— Вы все-таки подозреваете меня, — с горечью в голосе произнес Лану.

— Пока не удостоверюсь в том, что вы не причастны к столь дикому происшествию.

— Я невиновен, — по слогам медленно сказал эстонец, — это большая ошибка подозревать меня в том, чего я не совершал.

— Вы знаете, Лану, — Аркадий Аркадьевич сощурил глаза, — я столько раз слышал слова о невиновности, говорившиеся весьма убедительным тоном, что и теперь не верю, пока не получаю подтверждение невиновности из других уст.

— Но если таких не найдется?

— Значит, будет исключение из правил.

— Из каких правил?

— В дознании мы доверяем фактам, и поэтому иногда многие из них подтверждают вину того или иного лица. В таких случаях фатум выше всего остального.

— Фатум?

— Судьба, если говорить по-русски.

— Значит, вы признаете, что я могу говорить правду, но ее невозможно подтвердить?

— Вы правильно уловили мою мысль.

— Если я скажу правду…

— Почему «если»? В ваших же интересах ничего не скрывать.

— Но если правда может навредить третьему человеку?

— Как я понимаю, в вашем случае это замужняя женщина, правильно?

— Вполне может быть.

— И следовательно, вы не хотите, чтобы ее муж узнал о вашей с ней связи?

— Именно так.

— Понимаю, мужская честь не позволяет вам открыть имя дамы, даже если отсутствие алиби, возможно, отправит вас в тюрьму, притом не на один год.

Лану только играл на скулах желваками.

— Вы забываете, любезный господин Шаас, что уголовный розыск не афиширует то, что узнал, и ваш визави никогда не узнает об измене жены.

— Я не совсем уверен в этом.

— Ваше право верить мне или нет, ваше. Но повторюсь, что иногда благородство играет скверную шутку, порой тянет на десяток лет каторги. Подумайте над моими словами. В данном случае я вам не враг, хотя можно подумать, что мы находимся по разные стороны баррикады.

— Я знаком, — Лану усмехнулся, и уголки губ образовали не улыбку, а подобие древнегреческой маски, выражающей собой трагедию, — с вашими методами, этому быстро учишься в армии.

Кирпичников пожал плечами.

— Мы с вами, господин Шаас, не в роте или в батальоне, у нас вполне статская жизнь.

— Не вижу разницы.

— Ваше право подставлять себя под меч Фемиды, моя обязанность найти убийцу.

— А если это я?

— Исходя из тех данных, что я имею, мог бы с вами согласиться, но меня всегда точит червь сомнения, поэтому, прежде чем вас обвинить, я хочу выяснить, как все происходило на самом деле и кто покусился на жизнь не взрослых Соостеров, а детей.

Лану сгорбился, втянул в плечи голову, положил локти на колени. Складывалось впечатление, что он стал и меньше, и несчастнее видом.

— Я вам скажу, но все должно остаться между нами.

— Слово офицера. Только к этому есть одно условие.

— Какое? — удивился Шаас.

— Ваша страсть должна подтвердить ваши слова.

— В этом я не сомневаюсь, — самоуверенно заявил задержанный.

— Вот и прекрасно, я слушаю.

— Может быть, Анита желает избавиться от мужа и именно поэтому не хочет подтверждать его алиби? — разгорячился Тыну.

— Вполне, — безо всякой интонации сказал Громов.

— И вы так спокойны?

— Что мне, в пляс пуститься или выказывать удивление? Какой реакции ты ждешь от меня?

— Ну, не знаю.

— Тыну, ты будущий сыщик, агент… как у вас… полиции, поэтому должен все переваривать безо всяких соплей и восторгов, спокойно, ибо все может повернуться в другую сторону. И никогда без причины не подозревай человека. Ты в дальнейшем просто все факты будешь примерять на того, кого назначил преступником. До добра это не доведет.

Тыну обиженно засопел, потом набрался смелости и сказал:

— Если есть все основания считать, что человек говорит неправду, тогда что?

— Просто проверить, а уж потом делать выводы. Но никак иначе.

— Но если я заведомо знаю, что человек врет, я должен тогда тоже проверять? — допытывался эстонец.

— Ты сам себе противоречишь. Как ты можешь знать, что человек говорит неправду, если ты его не удосужился проверить?

— Так, — растерялся Тыну.

— Вот именно. — Громов не поучал, а разговаривал с переводчиком, каке равным сотрудником полиции или уголовного розыска. — Иной раз подозреваемый такие небылицы плетет…