Искатель, 2019 № 02 - [45]

— Лану, я дал вам слово офицера, — серьезным тоном сказал Кирпичников. — Теперь же до нашего возвращения вам предстоит посидеть под замком.

— Я понимаю. — Плечи Шааса поникли, и он повторил: — Я понимаю.

Лану посадили в одно из хозяйственных помещений, сделанное из толстых бревен и имеющее маленькие окна, через которые не смог бы протиснуться даже ребенок. Повесили замок, но не стали никого приставлять в виде охраны. Куда ему бежать?

— Что скажете, Аркадий Аркадьевич? — спросил Юрий Иванович.

— Жаль, что автомобиль один. Пока Громов расспрашивает жену Шааса и остальных, мы бы съездили в Имаслу. Жаль, — покачал головой Кирпичников.

— Отчего? Попросим нашего хозяина отвезти нас в деревню. Начальник уголовного розыска обрадовался:

— Было бы кстати.

Хозяин не стал упрямиться, сказал: «Надо так надо», запряг лошадь в скрипучую телегу, и они втроем направились в Имаслу. Деревня в самом деле находилась в пяти километрах к востоку, ехать пришлось через лес.

Высокие стройные деревья размахивали рукам и-ветвями под натиском прохладного ветра. Хотя и наступил второй месяц весны, но снег не думал сдаваться, лежал кое-где тонким слоем, а где и целыми утрамбовавшимися сугробами.

Аркадий Аркадьевич поднял воротник и сунул руки в карманы. Телегу трясло, но это лучше, чем идти по дороге пешком.

Молчали, каждый думал о своем.

Кирпичникову было жалко Шааса, но он даже себе не хотел признаться в том, что верит несчастному. Симпатия к подозреваемому всегда чревата отсутствием объективности. Именно поэтому Аркадий Аркадьевич старался относиться уважительно, но без излишней «привязанности».

— Вы… — начал было Юрий Иванович.

— Давайте все разговоры оставим на потом, — не поворачивая головы, произнес Кирпичников.

Дорога вилась по лесу, выползая на большие поляны. Щебетали птицы, и не верилось, что скоро весна возьмет бразды правления в свои руки и потекут по земле шаловливые ручейки, унося куда-то вдаль прозрачные струи.

Добрались до Имаслу через час.

— Сразу же… — Юрий Иванович осекся и не стал произносить при вознице имени женщины.

— Сколько домов в деревне? — Кирпичников понял озабоченность эстонского коллеги.

— Шестнадцать.

— Так с кого мы начнем?

— Кто является здесь представителем местной власти? — Юрий Иванович обратился к вознице на эстонском.

— Как кто? — И возница назвал имя, которое Аркадий Аркадьевич не расслышал.

— Оказывается, это Якоб Кукк, — Кеёрна скосил глаза на возницу.

— Вот как! Стало быть, нам следует поговорить с ним первым. Наш хозяин знает Кукка? Скажите, пусть ведет к дому.

Якоб Кукк, мужчина лет сорока, кряжистый, как низкорослый дуб, с коротким седым бобриком, встретил гостей во дворе, куда их проводила молодая молчаливая женщина. Юрий Иванович незаметно указал жестом, мол, это и есть наша Илзе. Кирпичников кивнул, что понял, но ни словом, ни жестом не выказал интереса.

Якоб стер с усов молоко, оставшееся после питья из кувшина. Посмотрел темными недобрыми глазами на гостей. Кеёрна представил Кирпичникова. Кукк покачал головой и спросил по-эстонски:

— Что вас, господа хорошие, привело в наши края?

— Вопросы, — перевел Юрий Иванович.

— Неужели ко мне?

— В том числе.

— Как вас понимать?

— Вы слышали об убийстве Соостеров?

— Земля слухами полна.

— Может быть, и убийцу знаете? — от себя добавил Кеёрна.

— Знать-то не знаю, но дыма без огня не бывает.

— Так расскажите про огонь.

— Про огонь я бы поведал вам, господа, но, простите, это меня не касается.

— А что, если к вам кто-то таким же чередом заявится? Куда побежите вы?

— Если как к Соостерам, то мне будет без разницы, кто куда побежит.

— Философ, — сказал Кирпичников, — вам безразлично, что ваших соседей вместе с детьми, как животных на бойне, убивают?

— Наше дело сторона.

— Вы не первый, кто так говорит.

— Вот видите, — самоуверенно усмехнулся Кукк.

— Но вы забываете, что преступник ходит по земле, сладко ест, поднимает чарку за усопшие души, притом забывает, что два маленьких человечка так и не увидели жизни, что головы этих самых человечков размозжены тяжелым предметом. И его тоже, как и вас, не мучает совесть, тоже, как и вам, ему нет никакого дела, кого он отправил к праотцам, ибо этот самый убийца знает: пока на свете есть такие, как вы, ему ничто не грозит. Он уверен, что никто не сможет до него добраться, и в следующий раз он придет по вашу душу. Но тогда ваш сосед скажет, что ничего не видел, ничего не знает, да и вообще его это дело не касается, — Кирпичников не нервничал, а говорил тихим спокойным голосом, словно рассказывал приятелю занимательную историю.

Якоб прикусил губу. Хотя ему не было никакого дела до этого петроградского хлыща, да и до старого Соостера, оставшегося в должниках. Но что-то упало на сердце и начало давить, словно невидимая рука игралась с человеческим мотором, перекачивающим сотни литров пряной соленой крови.

— Вы пришли не по адресу, я не знал Айно Соостера. Наше общение было сродни «здравствуй — до свидания», только поэтому я и сказал, что мне нет дела до трагедии на мызе.

— Все мы живем не в безвоздушном пространстве, всегда что-то слышим, что-то знаем.

— А вот я ничего не знаю, тем более старый Соостер никогда не отличался дружелюбием. Он жил сам по себе, никого близко к себе не подпускал, я уж не говорю об откровенности.