Искандер-наме - [42]

Без родных и друзей он живет беспечален

В нищем доме, похожем на камни развалин.

Мог бы, ведает он, весь помочь ему свет,

Но на свет не намерен он выглянуть, нет!

В грубой ткани бродя, не желая атласа,

Ежедневно постясь, не вкушает он мяса,

И на целые сутки довольно ему

Только горстки муки. Больше пищи — к чему?

Только господу служба Сократу знакома.

Для людей у Сократа не будет приема.

Знать, решил он: «Души суетой не займи!»

Не ему ль подражая, живет Низами?

Так твердили о том, чья высокая вера

Больше прежнего к старцу влекла Искендера.

Так вот люди всегда: не забудут они

Пожелавших забыть их докучные дни.

К тем, что мира бегут в беспрестанной боязни,

Люди часто полны все растущей приязни.

Лишь покинул Сократ человеческий род,—

Стал Сократа искать ионийский народ.

Все хотел государь быть с премудрым Сократом.

Все не шел во дворец ставший звездам собратом.

Хоть желанье царя все росло и росло,

Был упорен добро распознавший и зло.

Но хоть долго к царю не являл он участья,

Верил царь Мскендер в свет всегдашнего счастья.

Из придворных людей, окружающих трон,

Выбрал милого сердцу наперсника он

И послал к мудрецу со словами своими,

Чтоб Сократа потайно порадовать ими.

Вот слова государя: «Не с давних ли пор

Я желаю с тобою вести разговор?

Почему же, скажи, ты всегда непреклонен

И не внемлешь тому, кто к тебе благосклонен?

Что ж ты в бедном углу мой отринул чертог?

Дай ответ, чтоб я сердцем постичь его смог.

Правоты своей выскажи веское слово,

Дабы в прежней нужде не остался ты снова».

И к Сократу пошел с тайной речью гонец,

И слова государя прослушал мудрец.

И в сознаньях своих слывший в Греции дивом,

Так промолвить в ответ он почел справедливым:

«Хоть призыв государя почетен вполне,

Но худое и доброе явственно мне.

«Не иди — я рассудка внимаю совету —

В царском сердце любви не отыщешь примету».

Я вещание разума в явь претворил.

Ни к кому для забавы не шел Гавриил.

Я пошел бы к царю вне испытанных правил,

Но ведь весть без ключа он в приют мой направил.

Если мускус в мешочке, как водится, сжат,

Нам вещает о скрытом его аромат.

Сердце — пастырь любви, кроме дружеской речи

И Другое таит, если ждет оно встречи.

Если верное сердце любовью полно,

То учтивей учтивости будет оно.

Те, кто близки царю и пируют с ним рядом,

На кого государь смотрит ласковым взглядом,

На меня мечут взоров недобрый огонь,

Потому-то и стал мой прихрамывать конь.

Видно, царь на пирах под сверкающим кровом

Никогда не почтил меня благостным словом.

Потому что для многих, что близки царю,

В мире светочем радостным я не горю.

Знаю: сердцу царя ясно видимы люди,

Но оно вифит в них только праведных судей.

Коль приветна к тебе речь придворных вельмож,

И Владыке ты будешь казаться пригож.

Коль к тебе речь придворных враждебна сугубо,

То с тобой и Владыка обходится грубо.

Если свод без ущерба, то будут ясны

И пленительны отзвуки каждой струны.

Если в своде ущерб, — свод ответит неверно,

И звучать будет лад самый ласковый скверно.

Зло и правда — все то, что мы видим в пути,

К Властелину дворца призывает идти.

Но вельможи твои с важным саном и с весом

Не допустят Сократа к пурпурным завесам.

Посуди, государь: в этой буре морской

Как же мне поспешать в твой дворцовый покой?

Море вспомнил я тотчас: простор его дружен

С драгоценною россыпью скрытых жемчужин,

На которые когти направил дракон.

Кто к жемчужинам ринется? Яростен он.

Как я к свету пойду, к свету царской короны?

Ведь вокруг меня будут они «пошёлвоны».

Все они, пред царем искажая мой лик,

Вред наносят себе, и ущерб их велик.

Царь! О людях забыл, об укоре их строгом

Раб, стоящий в служенье пред господом богом.

И в служении этом — наставник я твой.

Во дворце же твоим стану робким слугой.

Посуди, государь, к мыслям чистым причисли

Правоту этой свыше ниспосланной мысли».

И посланец, к царю возвратившись едва,

Наизусть повторил золотые слова.

Сняв с жемчужин покров — где им сыщется мера? —

Наполнять стал он ими полу Искендера.

Но на россыпь сокровищ, безвестную встарь,

На метанья жемчужин обиделся царь.

Захотел он всем этим разящим укорам

Дать отпор. Устремлялся к разумным он спорам.

Молвил царь: «Он доволен жилищем в тиши.

Что ж, пойдем и его мы отыщем в тиши».

И нашел дивный клад он в приюте убогом, —

В том, где горстка муки говорила о многом.

Спал, забывший мирское, не знавший утрат,

На земле, скрывшись в тень, безмятежный Сократ.

Царь, немного сердясь, мудреца, что покою

Предался, — пробудил, тихо тронув ногою.

«Встань, — он молвил, — поладить хочу я с тобой,

Чтобы стал ты богат и доволен судьбой».

Рассмеялся мудрец от надменного слова:

«Лучше б ты поискал человека другого.

Тот, кто счастлив крупинкой, — скажу я в ответ, —

Вкруг тебя, словно жернов, не кружится. Нет!

Мне лепешка ячменная — друг неизменный.

Что ж стремиться мне к булке пшеничной, отменной?

Без единого шел я по свету зерна.

Мне легко. Мой амбар! В нем ведь нету зерна!

Мне соломинка в тягость, — к чему же мне время

То, когда мне вручат непомерное бремя!»

Вновь сказал Повелитель: «Взалкавший добра!

Ты хотел бы чинов, жемчугов, серебра?»

Молвил мудрый   «Не сходны желания наши.

Нам с тобой не вздымать дружелюбные чаши.

Я богаче тебя, подвиг светлый верша.

Я — в посту, а твоя ненасытна душа.