Искандер-наме - [21]

Догадался Мани, что обманом шутливым

Был источник с живым серебристым отливом.

Взял он кисть, как он брал эту кисть искони,

И на твердой воде, обманувшей Мани,

Написал он собаку издохшую. Надо ль

Говорить, как была отвратительна падаль?

В ней кишели несметные черви, и страх

Вызывал у людей этот вздувшийся прах.

Каждый путник расстался б с надеждою всякой

Выпить воду: отпугнут он был бы собакой.

И когда весь Китай этот понял урок,

И о жаждущих скорбь, и насмешки упрек,

То постиг он Мани с его силой искусства,

И к Эржекгу благого исполнился чувства.

Почему о Мани вновь слышна мне молва

И к молве о Мани заманил я слова?

* * *

Царь с хаканом сдружились, дней множество сряду

Предаваясь пиров беззаботных обряду.

С каждым днем они были дружней и дружней,

Люди славили мир этих радостных дней.

Другу вымолвил царь: «Все растет в моей думе

Пожеланье, — быть снова в покинутом Руме.

Я хочу, если рок не откажет в пути,

Из Китая в Юнан все стоянки пройти».

Так в ответ было сказано: «Мир Искендеров,—

Это мир не семи ли подлунных кишверов?

Но стопа твоя всюду ль уже побыла?

А ведь ты всем народам, всем царствам — кыбла.

И куда бы ни шел, за твоим караваном

Мы пойдем, государь, с препоясанным станом»

Царь дивился хакана большому уму,

И за верность его привязался к нему.

От подарков, что слал повелитель Китая,

Царский пир озарялся, как солнце блистая.

И кольцо послушания в ухо продел

Покоренный хакан. Обо всем он радел.

И горела душа хана ханов прямая,

Солнце жаркой любви до луны поднимая.

Мог бы он помышлять о величье любом,

Но все более он становился рабом.

Если царь одаряет кого-либо саном,

Должен тот пребывать с препоясанным станом.

На какие ступени ты б ни был взнесен,

Все же должен быть низким твой рабский поклон.

Искендер для Китая стал тучею. Нужен

Влажной тучи навес для рожденья жемчужин.

Он шелками иранских и румских одежд,

На которых Китай и не вскидывал вежд,

Создал ханам Китая столь ценные клады,

Что цари всего мира им были бы рады.

Скатертями хосровов покрыл он весь Чин,

На челе у китайцев не стало морщин.

Уж твердили во многих краях тихомолком,

Что лишь в Чине одел всех он блещущим шелком.

Царь любил узкоглазых, их дружбой даря,

И срослись они с ним, словно брови царя.

И клялись они все, — сказ мой дружен с молвою,

Лишь глазами царя да его головою.

ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ ИСКЕНДЕРА ИЗ КИТАЯ

Кравчий! Розовой жажду воды. Ведь больна

Голова моя ныне. Подай мне вина.

Не похмелья сулящего и не тревогу,

А дающего делу благую помогу!

* * *

Для того, кто задумал весь мир обойти,

Хорошо вновь и вновь быть на новом пути, —

Все осматривать всюду, вставать спозаранок,

Покидая стоянку для новых стоянок.

Лицезреть все обличья. Входя в города,

Видеть то, что не видел еще никогда.

И постигнешь тогда, если ты беспристрастен,

Что в своем только городе ты полновластен.

Лучше быть неприметным и видеть свой дом,

Чем царить тебе в городе дальнем, чужом.

Хоть везде с Искендером бродила удача,

Но с душой своей пламенной часто судача,

Он о родине помнил. Который удел

Захватил он! Но в мыслях домой он летел.

«На коня ветроногого сяду! Воочью

Вновь увижу свой край! — он раздумывал ночью,

Без возлюбленной родины что мне мой сан!

Вновь твой воздух вдохну, о родной Хорасан!

На персидскую землю поставлю я ногу,

Снова в царство Истахра увижу дорогу,

Озарю своим блеском свой радостный дол,

До небес вознесу свой великий престол,

По стране, где рождается сладость, проеду,

Там с добром и со злом поведу я беседу,

Стародавний порядок восставлю опять,

Повелю пред царем снова прах лобызать,

Утвержу за служенье былую оплату,

Буду ласков. В свою призывая палату

Всех просящих, большие вручу им дары,

И весь мир будет радостен с этой поры!»

Так с собой он беседовал в ночи иные,

Наполняя раздумьями смены ночные.

Управитель Абхазии, мощный Дувал,

Тот, которому царь важный сан даровал,

Искендеру служил. С препоясанным станом

Он проехал по всем завоеванным странам.

И пришел он к царю. Весь горел он огнем

И стенал, как литавры под бьющим ремнем.

Услыхал Искендер, славный сын Филикусов:

«Повелитель! В Абхазии толпища русов.

Помоги, государь! Набежали враги,

Полонили весь край! Помоги! Помоги!

Из аланов и арков полночным отрядом

Вся страна сметена, словно яростным градом.

И враги всю Дербентскую заняли высь,

И до моря по рекам они добрались.

Мне прибывший сказал: «Этой смелостью ярой

Обновили они жар вражды нашей старой.

Опустел целый край изобилья и нег.

Да узнает предел этот страшный набег!

Не отыщется счета абхазцам убитым,

Не отыщется счета жилищам разбитым,

Не осталось в амбарах крупинки зерна,

Не хранит ни дирхема пустая казна!

Где сокровищниц блеск? Вновь блеснет он едва ли!

Руки вражьих бойцов шелк с престола сорвали!

Опрокинута, смята, разбита Берда,

От богатого города нет и следа.

Нушабе пленена! Радость канула наша!

Царь, о камень разбита прекрасная чаша!

Из невест, что ты видел с прекрасной Луной,

Не осталось на месте, о царь, ни одной!

Все смешалось в стране, целый мир опечален,

В подожженных селеньях лишь груды развалин.

Лучше было бы пасть мне под вражьей рукой,

Не изведав беды, погрузиться в покой!

Я возвышен тобой, а в темнице и дети

И жена моя стонут, иль нет их на свете!

Коль не двинешь войска ты навстречу врагу,