Искандер-наме - [14]

Венценосна она, но не носит венца.

И войска не видали царицы лица.

Есть гулямы у ней. Но ни днем и ни ночью

Не видали жены они этой воочью.

Много дивных, чья грудь, словно нежный жасмин,

Ей во всем помогает. Лишь сахар один

Равен сладостью с этими женами. Люди

Не видали гранатов круглей, чем их груди.

Горностай и шелка в вечной дрожи на них:

Посрамятся, — не ведали нежных таких!

Если б с неба взглянули на них серафимы, —

Тотчас пали бы наземь, любовью палимы.

Блещет каждая в роще и светит в дому,

Как светильник иль солнце, спугнувшее тьму,

Так сияют они, что опасно для ока

Поглядеть на красавиц хотя б издалека.

Кто б их голос услышал в их райском краю, —

Их бы прихоти отдал всю душу свою.

Их в жемчужинах шеи, а уши их в лалах.

Их из лалов уста, жемчуг в ротиках алых.

Чье заклятье над ними — не знаем, но страсть

Не простерла на них свою жаркую власть.

Их приятель — напев, их забвение — в чаше.

Ничего им на свете не кажется краше.

Это воля премудрой и чистой жены

Отгоняет от них сладострастные сны.

И чертоги ее с пышным капищем схожи,

И туда беспрепятственно дивные вхожи.

И она, хоть мужчинам к ней доступа нет,

Каждый день созывает свой царский совет.

У нее во дворце есть большая палата,

Что не только ковром златотканым богата:

Там хрустальный поставлен блистающий трон,

И рядами жемчужин он весь окаймлен.

Весь дворец ее блещет каменьев лучами

И, как светоч иль месяц, сияет ночами.

Каждым утром, взойдя на высокий престол,

Взор царица возносит в заоблачный дол.

Всем, кто в этой палате, невестою мнится

Меж невест услужающих эта царица.

И все жены цветут. В созерцанье они

И в веселье проводят счастливые дни.

Но в дремоте своей и за радостным пиром

Они помнят того, кто сияет над миром.

И жена, чье чело так пристало венцу,

Не жалеет себя в поклоненье творцу.

И не спит во дворце, схожем с божеским раем,

В прозорливости мудрой. О доме мы знаем,

Что из мраморных глыб. Ночью, словно луна,

Одинокая, в дом этот входит она.

Там за тихим, для всех недоступным порогом,

До утра она страждет, склоняясь пред богом.

Лишь ко сну она голову склонит, — и вот

Вскинет снова, как птичка, которая пьет.

И затем в окруженье пери она снова

Пьет вино и внимать милым песням готова.

Так она управляет стремлений конем:

В ночь — сюда повернет, а туда — светлым днем.

В ночь молитвам она предана, а с рассветом

Хочет радостной быть — видит благо лишь в этом.

Так ведет меж подруг она круг своих дней.

Пребывают гулямы в заботах о ней».

Искендер, обольщенный такими речами,

Все хотел бы увидеть своими очами.

Вся окрестность цвела, воды мчались по ней,

Дол казался алхимиков камня ценней…

За вином, в изобилье таком небывалом,

Искендер отдыхал, наслаждаясь привалом.

Но уже к Нушабе весть пришла во дворец,

Что блестит недалеко румийский венец.

И готовиться стала она к услуженью,

Ибо знала: весь мир — под румийскою сенью.

И, румийцу служа, как царю своему,

Наилучшие яства послала ему.

Кроме птиц для стола и животных отборных,

И коней под седло многоценных, проворных —

Злаки, блеском своим привлекавшие взгляд,

Ароматную снедь и приправы, и ряд

Златокованых чаш, чтоб свершать омовевья,

И плоды и вино, что дарует забвенье,

Мускус, травы, чей дух полон сладостных чар,

За харварами сахара новый харвар,—

Для того, кто царил так премудро и мощно,

От нее привозили и денно и нощно.

Искендеру подарки и яства даря,

Не забыла она и придворных царя.

И, ее благородством пленясь и делами,

Все царицу Берды осыпали хвалами.

Искендер еще больше направить свой путь

К Нушабе захотел, чтоб хоть глазом взглянуть, — —

Так ли скрытен дворец в ее райской столице,

Так ли дело правленья покорно царице,

Так ли властна она, так ли облик пригож,

Правда ль слухи о ней, или все это ложь?

* * *

Сумрак ночи — Шебдиз над горами большими

Был подкован подковами дня золотыми.

Сел в седло Искендер. Путь он хитрый нашел:

К Нушабе он отправился, словно посол.

И с коня соскочив у дворцового входа,

Государь отдохнул. До небесного свода

Поднимался дворец, и казалось: пред ним

Все склонилось и был он лазурью храним.

Увидав, что гонец на дворцовом пороге,

Всполошились рабыни и в царском чертоге

Доложили царице о дивном после

От Владыки, что блеск даровал их земле:

«Этот светлый гонец схож с крылатым Сурушем,

Что с благим предвещаньем спускается к душам;

В нем великого разума светится свет,

И сияньем божественным весь он одет>.

И свой тронный покой Нушабе осветила,

Путь запретный она в золотой обратила.

Луноликих она разместила в ряды.

С двух сторон расцвели золотые сады.

Мускус тягостных кос оплетя жемчугами,

Вся она в жемчугах заблистала шелками.

И прекрасным павлином казалась она,

И сияла она, и смеялась она,

И воссела в венце на сверкающем троне

С апельсином, наполненным амброй, в ладони.

Повелела она, чтоб гонца к ней ввели,

Соблюдая весь чин ей подвластной земли.

Но посланец, как лев, отстранивший препону,

Появился в дверях и направился к трону.

И меча он не снял и, как должно гонцу,

Он земного поклона не отдал венцу.

Быстролетно окинул он огненным взором

Весь чертог, полный блеска и света, в котором

Райских гурий за рядом увидел он ряд

И который был райским дыханьем объят.

Столько светлых на девах сверкало жемчужин.

Что, взглянув, ты бы пролил немало жемчужин.