Искандер-наме - [16]

И, в нежданный рисунок вперяя свой взор,

Он застыл: тут бесплодным окажется спор!

Желтизной его лик мог напомнить солому,

Да не даст его бог ухищрению злому!

Нушабе, увидав, что смущен этот лев,

Стала мягкой, всю гневность свою одолев.

И сказала она: «О возлюбленный славы!

У судьбы ведь нередки такие забавы.

Ты звездою благою ко мне был ведом,

Так считай своим домом сей царственный дом.

И тебе я покорною буду рабыней.

Здесь ли, там ли — я буду повсюду рабыней.

Для того показала тебе я твой лик,

Чтобы в сущность мою ты душою проник.

Я — жена, но мой круг размышления шире,

Чем у женщин иных. Много знаю о мире.

Пред тобою о лев, я ведь львицей стою,

И тебе я всегда буду равной в бою.

Если я, словно туча, нахмурюсь, — то с громом

Будет мир ознакомлен и с молний изломом.

Львам я ставлю тавро, знаю силу свою.

Крокодиловый жир я в светильники лью.

От любви увлекать меня к бою не надо.

Укорять ту, что вся пред тобою, — не надо.

Ты шипы не разбрасывай — сам упадешь.

Дай свободу другим — сам свободу найдешь.

Коль меня победишь, — не добудешь ты славы.

В этом люди увидят бесчинство расправы.

Если ж я, поведя ратоборства игру,

Одолею тебя, я ведь шаха запру.

Пусть меня ты сильней, бой наш будет упорен.

Я прославлена буду, а ты опозорен.

Говорил постигавший всех распрей судьбу:

«Никогда не вступай с неимущим в борьбу.

Так он будет стремиться к добыче, что, ведай,

Не тебе, а ему породниться с победой».

Знай, хоть край мой в границы свои заключен,

Я слежу за владыками наших времен.

Знай, от Инда до Рума, от скудной пустыни

До пространства, что божьей полно благостыни, —

Разослала повсюду художников я

И мужей, проникающих в тьму бытия,

Чтоб, воззрев и прислушавшись к общему толку

Мне подобья царей начертали по шелку.

Так из каждого края, что мал иль велик,

Мне везут рисовальщики царственный лик.

И гляжу я в раздумье на эти обличья.

И, чтоб тоньше постичь царских ликов различья,

Я о тех, по которым я взор свой веду,

От мужей многоопытных сведений жду.

Письмена их прочтя, их с рисунком сличая,

Узнаю я властителя каждого края.

И любого царя с головы и до пят

Изучает мой взор. Мои мысли кипят.

И мужей, захвативших и воды и сушу,

Я пытаюсь постичь и проникнуть в их душу.

Я сличаю державных, — кто плох, кто хорош.

Есть наука об этом. Наука — не ложь!

Я царей изучаю внимательно племя.

Не в одних лишь усладах течет мое время.

На раздумий весах узнаю я о том,

Кто из всех властелинов бесспорно весом.

Мне на этом шелку, о венец мирозданья!

Ничего нет милей твоего очертанья!

Словно слава над ним боевая парит.

И о мягкости также оно говорит».

И царица, сияя подобно невесте,

По ступеням сошла, чтоб на царственном месте

Искендер был один. Будь хоть каменным трон —

Никогда двух всевластных не выдержит он.

Потому лишь игра мучит сердце любое,

Что два шаха в игре и соперников двое.

И, покинув свой трон, перед шахом жена

Стройный стан преклонила, смиренья полна,

И затем, на сидение сев золотое,

Услужать ему стала. Смущенье большое

Искендера объяло. Стал сам он не свой

Перед этою рыбкою хищной такой.

Он подумал: «Владеет она своим делом.

И полно ее сердце стремлением смелым.

Но за то, что свершить она должным сочла, —

Ей от ангелов горних пошлется хвала.

Все ж бестрепетной женщине быть не годится:

Непомерно свирепствует смелая львица.

Быть должны легковеснее мысли жены.

Тяжкой взвешивать гирей они не должны.

Быть в ладу со стыдливостью женщинам надо.

Звук без лада — лишь крик. Есть ли в крике услада?

«Пусть жена за завесою лик свой таит,

Иль в могиле укроется», — молвил Джемшид.

Ты не верь даже той, что привержена вере.

Хоть знаком тебе вор, — запирай свои  двери.

Безрассудный посол! — он себя поносил —

Для защиты своей не имеешь ты сил.

Над тобою нежданные беды нависли.

Ты попался! Ну что ж! Напряги свои мысли!

Если б встретил врага, а не женщину ты,

Если б в ней не таилось ее доброты,

Ты давно бы забыл о возвратной дороге:

Обезглавленным пал бы на этом пороге.

Если ныне я целым отсюда уйду,

На желанья свои наложу я узду.

И лица своего прикрывать я не стану.

Прибегать безрассудно к такому обману.

Коль нежданного плена обвил меня жгут,

То не нужно мне новых мучительных пут.

Мы спасаем букашку, упавшую в чашу,

Применяя не силу, — находчивость нашу.

Терпеливым я стану. Все это лишь сон.

Он исчезнет. Ведь буду же я пробужден!

Я слыхал: человек, предназначенный казни,

Шел смеясь, будто вовсе не ведал боязни.

И спросили его: «Что сияешь? Ведь срок

Твоей смерти подходит, твой путь недалек».

Он ответил: «Коль жизни осталось так мало,

То в печали ее проводить не пристало».

Был разумен его беспечальный ответ.

И во мраке создатель послал ему свет.

Хоть порой должный ключ мы отыщем не скоро,

Но откроем мы все-таки створку затвора,

Еще много иного сказал он себе

И решил покориться нежданной судьбе.

Если мощный в пути одинок, — то не диво,

Что в своем одиночестве встретит он дива.

Коль без лада певец свой затянет напев,

В своем сазе насмешку услышит и гнев.

И, познав, что напрасным бывает хотенье,

Растревоженных мыслей смирил он смятенье.

Победит он терпеньем постыдный полон!

И на счастье свое понадеялся он.

Нушабе приказала, ему услужая,

Чтобы те, что подобны красавицам рая,

Всевозможною снедью украсили стол