Ищи себя, Громов - [6]

— Она тебе просто нравится или очень?

— Не знаю, — сказал я. — Она вообще-то ничего себе. Как её зовут?

— Я не знаю этой девочки, — сказала Рыбкина.

— Что же ты спрашиваешь, очень она мне нравится или нет?

— Не знаю я никакой девочки, — сказала Рыбкина.

Она не глядела на меня.

Потом спросила:

— Как это ты умудрился попасть директору в живот головой?

— С чего ты взяла?!

— По-твоему, этого не было?

— Кто тебе об этом сказал?

— Не помню кто. Неважно. Об этом знают все.

— Как все?

— Так все!

— Неохота с тобой разговаривать, — сказал я.

— Не больно-то и хотелось!

— Смотри! Смотри! — вдруг закричал я, обо всём позабыв. — Наш жук летает по классу. Смотри! Гудит! Гудит!

Я крутил головой, следя за жуком. Он летал медленно и гудел, как самолёт. Потом разогнался и вылетел в форточку.

— Всё, — сказал я. — Улетел.

Я посмотрел по сторонам и увидел, что я в классе один, Рыбкина куда-то делась, и тут же я услышал голоса и топот ног, и в класс ворвались ребята и девчонки — начинались уроки.

8

Весь мой класс сидел в троллейбусе и классный руководитель Евгения Максимовна — тоже, ребята шумели, а Кудя — Кудинов сидел рядом со мной и молчал, и это меня особенно пугало: вдруг он сейчас выкинет какой-нибудь номер, а Евгения Максимовна подумает на меня. Мы ехали на «день здоровья».

Я был не в своей тарелке. Ну, не так, как каждый день, а совсем по-другому, потому что утром вот что произошло.

Евгения Максимовна вошла в класс и сказала, что сегодня у нас действительно «день здоровья», но что каждый класс проведёт его на свой лад, поэтому давайте выберем, что будем делать именно мы.

Все стали ужасно орать, каждый лез со своим предложением, кто кричал про стадион, кто — про Неву, кто — про кино, и все друг на друга цыкали, потому что каждому нравилось его предложение, а другие — не нравились, и тогда — не знаю, что на меня нашло! — я вдруг встал и громко сказал:

— Поехали на залив!

Все замолчали. Наверное, от удивления. Не ожидали от меня ничего подобного.

Евгения Максимовна сказала:

— Как на залив? Это куда?

— На Финский залив. Ну, на море, что ли.

— А там что? Что там привлекательного?

Я стоял, сбитый с толку.

— Не знаю, — сказал я. — Там вода, песок. Вообще — море. Солнце.

Все вдруг закричали, что хотят на залив, на залив — и никуда больше. Евгения Максимовна согласилась.

Рыбкина не сидела, а стояла ко мне спиной в самом начале троллейбуса, у кабины водителя, и ни разу не обернулась. Я не понимал, за что она на меня злится, а я на неё уже и не злился — не виновата же она, в конце концов, что все и так знают о том, что я боднул директора школы в живот.

— Ну, показывай, Громов, куда теперь идти, — сказала Евгения Максимовна, когда все вышли. — Не бегать! Не кричать! Не убегать! — повторяла она остальным.

Я пошёл впереди, и вдруг, когда я обернулся, понял, что я не просто иду со всеми вместе, а иду впереди всех, один, а остальные — сзади, на некотором расстоянии от меня, Я сам по себе, а они сами по себе.

Вот, выходит, в чём дело. Мне и раньше это казалось, а сейчас я всё понял. Получалось не то, чего я боялся, когда пришёл в эту школу, а совсем другое. Я боялся, что ко мне будут приставать, кто — по-плохому, кто — по-хорошему, вообще приставать, как пристают к новеньким, а оказалось, что ко мне никто не пристаёт, просто не замечают, будто и нет меня.

— Не убегать! Не убегать! Не убегать! — кричала Евгения Максимовна. А мне сказала: — А ты чего не бежишь со всеми?

Я посмотрел на неё и увидел, что она улыбается. Я тоже улыбнулся. Лет ей было, наверно, как маме, но она была, нет, не то чтобы симпатичнее, совсем нет, ну… просто у неё — я заметил сейчас — почему-то всё время менялись глаза: то серые, то голубые, то зелёные, то вдруг чёрные. Непонятно даже как-то.

— Ты не любишь бегать? — спросила она.

— Отчего же, — сказал я. — Люблю. Просто сейчас неохота.

— Они сейчас будут бросаться песком, — вдруг почти крикнула она и быстро пошла ко всем.

Я обернулся и увидел, что сзади ковыляет Кудя.

— Вчера ногу подвернул на кружке современных танцев. Вчера был кружок современных танцев. Кстати, — сказал он, — ты не нравишься Боме.

— Бома — это кто? — спросил я. Я знал, что в нашем классе Бома есть, но не знал, кто именно Бома.

— Ты что, обалдел? — сказал Кудя. — Бома — это вон тот, здоровый, сидит на песке с мячом.

Того, здорового, я, конечно, видел в классе, и что кого-то зовут Бома — я тоже слышал, но пока не знал, что это одно и то же. Я знал пока — кто Кудя и кто Рыбкина.

— А почему — Бома? — спросил я. — Почему такое прозвище?

— Боб Макаров, — сказал Кудя. — Бо-Ma. Понятно?

Я кивнул. Почему я не нравлюсь Боме, я не успел спросить — мы уже подошли к остальным и сели на песок.

После все долго орали и спорили: что будем делать? Ничего толкового не придумали и решили: раз так, то в футбол.

Дурацкая была игра — мне её и вспоминать-то не хочется. Помню только, что девчонки сидели цепочкой, как птицы на проводах, а мы носились по песку, падали, толкались и забивали друг другу голы. Но главное-то было не в этом. Где бы я ни оказывался, туда сразу же лез Бома и незаметно для других очень ловко то наступал мне на ногу, то бил меня локтем в живот, то коленом… Он больно меня бил, но я терпел. А что мне было делать? Жаловаться? Драться? Вдруг Бома сделал незаметную подножку, и я полетел лицом вниз, а он так хитро подставил колено, что я сходу ударился об него лбом. Глаза мои чуть на песок не выскочили, честно, мне тогда так показалось. Бома тут же забил красивый гол, и девчонки, которые болели не за нас, прямо визжали от восторга. Никто и не видел, что он сбил меня нарочно. Ничего не говоря и не оборачиваясь, я встал и пошёл по песку вдоль воды, подальше от всех. Сначала было тихо, потом кто-то крикнул: