Исаак Дунаевский. Красный Моцарт - [47]

— Ля-ля-ля, — напел актер. Тут же последовала блестящая импровизация на тему «ля-ля-ля». Давыдов стал у пианино, откашлялся и произнес: «Как у старого, старого дуба». Гости затихли. Дунаевский заиграл вступление. Несмотря на то, что голос у старика был дребезжащим, выступление всем очень понравилось.

Дунаевский ловко вводил проигрыши, когда Давыдову не хватало воздуха, и все получилось очень мило. На бис Давыдов исполнил «Вуаля, Николя». Голоса у него уже не было никакого, но все восполнялось тем, как ловко импровизировал молодой Исаак Дунаевский в проигрышах между вокальными фразами. Тогда же за хмельным застольем решили, что старик обязательно сыграет Городничего в новом спектакле Синельникова. Эта роль в «Ревизоре» была апофеозом таланта Давыдова.

— Я думаю, что нам всем стоит перебираться в Москву. Рано или поздно жить здесь станет невозможно, — говорил Виктор Петипа.

Он словно предчувствовал театральный бум, который охватит Россию с расцветом нэпа.

Не думаю, что молодой композитор точно понимал, что его счастье находится не в Харькове. Но разговоры об отъезде уже начали будоражить ум.

В мае 1924 года Исаак Дунаевский уехал в Москву. А в конце 1920-х годов в центральных газетах сообщили, что Николая Синельникова «назначили» народным артистом РСФСР.

Финал пребывания Дунаевского в Харькове любопытен. Исаак работает в основном в театрах малых форм, пишет музыку для постановок режиссера Павла Ивановича Ильина. Очень много сочиняет и это ему очень нравится. Позже он вспоминал: «Работа в театрах малых форм Харькова способствовала развитию моих творческих устремлений в сторону простой и широко доступной мелодики».

В Москве началась новая жизнь. В 1924 году уже существует великая империя СССР. Все честолюбивые люди бегут в столицу. Харьков Исааку из Лохвицы — откровенно мал. И с этим ничего нельзя поделать.

Все лучшее — только в Москве?

Появлению Исаака Дунаевского в Москве предшествовало триумфальное появление в столице одного из первых его сценических наставников, Павла Ивановича Ильина. Харьковский провинциал, бывший учитель, произвел фурор, когда радостно оповестил, что его театральные опыты в Харькове опередили московские поиски. Это было действительно так.

Тогда провинция намного опережала Москву. Четыре города на территории бывшей Российской империи были заражены бациллой смеха, и медицина здесь оказалась бессильна. Смех принимал характер эпидемии, которая концентрировалась в Москве. Каждый город имел свой профиль. Например, шагаловский Витебск дал Москве структурно готовую организацию — Теревсат — Театр революционной сатиры вместе с актерами и режиссерами. Харьков поставлял индивидуальности. В Харькове начинали свою карьеру Юрий Карлович Олеша и Валентин Петрович Катаев. В Харьков убегали от Красной армии в прямом смысле слова Есенин с Мариенгофом. Москва и Питер стали «смешными» городами не сами по себе, такой их сделала провинция.

Ильин достаточно быстро смог сделать себе неплохую карьеру. Он стал одним из штатных режиссеров в саду «Эрмитаж». И Ильин, и артист Владимир Яковлевич Хенкин очень высоко ценили талант Исаака Дунаевского. В Москве они помогли ему с трудоустройством в те театры, в которых трудились сами. Это было началом карьеры советского Моцарта.

Ильин умел находить красивых людей. Именно он «выловил» среди молодых чиновников Харьковской акцизной палаты чудесного двадцатилетнего сказочника Митю Орлова, впоследствии Дмитрия Николаевича Орлова, народного артиста РСФСР, выступавшего во МХАТе им. М. Горького и умершего в один год с Исааком Осиповичем Дунаевским. Орлов еще в Харькове прославился исполнением русских народных сказок. Тихим, вкрадчивым голосом, как будто гипнотизируя, он рассказывал слушателям историю про Бабу-ягу и сестрицу Аленушку. Делал он это с таким правдоподобием, будто «страшилка» про мальчика, превратившегося в козленка, и про пожилую даму, пожелавшую заняться каннибализмом, произошла в соседней деревне, чему сам он был свидетелем. По правде говоря, многим слушателям его рассказов становилось жутко. Бывали случаи, когда дамы и дети падали в обмороки. Но в этом и состоял талант замечательного Мити Орлова.

Павел Иванович Ильин организовал студию из подобных «митей» — молодых харьковских дарований. В эту студию, еще в 1916 году, попали братья Борис и Исаак Дунаевские.

Встречу Дунаевского-младшего и Ильина можно было бы озаглавить так: «О пользе раскрытых окон». Однажды Ильин случайно услышал фортепианную импровизацию Исаака, доносившуюся из открытых окон квартиры мадам Дерковской. Ильин, щеголеватого вида молодой человек, тут же постучался в дом и поинтересовался, кто играет. Мадам Дерковская с гордостью ему ответила. Так он познакомился с Исааком и предложил ему написать музыку к проходной студийной постановке. Результат работы настолько ошеломил Ильина, что в 1918 году, став главным режиссером Харьковского эстрадного театра миниатюр, он буквально завалил Исаака заказами.

В те дни Исаак ходил по одному и тому же маршруту: от дома — к студии Ильина — и обратно. Честолюбивые планы Исаака сбывались, и это приносило радость. Он видел результаты своего труда. Его портрет дополняла грузинская кепка, которую он носил набекрень. Она появилась в его гардеробе параллельно с песней «Грузия», сочиненной им за одну ночь под влиянием разговора со знакомым грузином.