Ипостаси духа: опыт заурядных биографий - [6]

Особое мнение к концу работы комиссии сформировалось у Рослякова. Каковы в точности расхождения во мнениях – неясно. А. Тверитин в сопроводительном рапорте от 21 января 1868 г. как-то «смутно» ссылается на некую «надпись» Рослякова на заключительном акте поверки словаря и на протоколе пятого заседания, состоявшемся 16 января того же года. Но в документах, содержащихся в деле, нет никаких особых «надписей» Рослякова. Более того, ни в одном из представленных в консисторию протоколов заседаний комиссии, в которых он якобы участвовал, судя по шапке протокола, нет его подписи. Возможное единственное объяснение этому – претензия Рослякова на часть переводов.

21 января словарь и тексты были отправлены в Тобольск архиепископу. Он, в свою очередь, высказал мнение, что опыты переводов не новы, но, как правило, сетовал архипастырь, они заканчивались получением авторами вознаграждения и далее не двигались. Представленный перевод имел недостатки, и в настоящем виде использовать его было нельзя. Поэтому было принято решение направить тексты для дальнейшего совершенствования Попову. Причем владыка предписывал миссионеру не терзаться сочинением новых слов, а идти вслед за жизненной практикой и заменять непонятные и отсутствующие в тезаурусе слова русскими, как это делают остяки в повседневности, и не подгонять тексты под русскую грамматику. Тем не менее, в марте 1868 г. словарь был отправлен в Синод и ему еще предстояло долгое время быть объектом переписки.

После того как закончилась сверка словаря, в конце января Попов вновь обратился к архиепископу с просьбой назначить переследование по делу об оленях и утверждал, что в первом следствии благочинный А. Тверитин не раскрыл всех обстоятельств дела в истинном их виде, а даже исказил оные[21]. Попов не затруднился изложением искажений. Недоразумения между Поповым и Тверитиным – яркий пример того, как небрежность одного при принципиальности другого может привести к конфликту, ненужным обвинениям, подозрениям, трате энергии. По всей видимости, в этом конфликте личная неприязнь не была основной причиной. И тот, и другой искренне были уверены в своей правоте. Один заботился об увеличении поголовья миссионерского стада, опуская некоторые формальности в этом процессе. А другой, заметив этот непорядок, который давал повод к толкованиям, настаивал на своем. Каждый был прав, но отношения между миссионерами были не из лучших. Попов настойчиво продолжал добиваться пересмотра несправедливого, по его мнению, решения, уже находясь в Тобольске.

Пока, наконец, не вывел архиепископа из равновесия и тот в своей резолюции на очередном журнале заседаний консистории по поводу очередной поповской цидули в апреле 1871 г. прямо предписал «боле никаких объяснений от Попова не принимать»[22]. А до этого, еще находясь в Обдорске, совсем незадолго до своего отъезда, 19 августа Попов просил разрешения выплачивать пеню погодно по 15 руб. Впрочем, желающие получить штраф (25 рублей в пользу Тобольского духовного училища) сполна и сразу, не преминули напомнить епархиальному начальству о причитающейся сумме.

В неблагоприятную обстановку попал и третий миссионер иеромонах Иринарх (Яхонтов), прибывший во второй половине 1867 г. в Тобольск из Соловецкого монастыря. В Обдорск он доставил вторую походную церковь. С ней Иринарху предстояло отправиться в Тазовский стан – место постоянной работы. Но попасть ему туда и потрудиться на ниве миссионерства так и не удалось. Языка коренных народов он не знал, отношения со «старшими товарищами» у него не сложились. Например, в соответствии с решением руководства епархии Иринарху должны были передать третью часть стада. Но ни от Попова, ни от Тверитина, ни от пастуха он так и не смог узнать, сколько же оленей было, в конце концов, в стаде[23].

В феврале-марте П. Попов две с половиной недели был в поездке, о которой в итоговом журнале за 1868 г. А.Тверитин упоминает лишь вскользь[24]. Сильно простудившись в самом начале поездки, он, тем не менее, нашел в себе силы посетить юрты Параватские, Войкарские, Атлярские, Вандиязские, проехал по Собской реке, совершая богослужения, исповедуя и наставляя пасомых.

Вот так и закончилось 22-летнее пребывание в Обдорске священника, миссионера, учителя, переводчика Петра Александровича Попова. 31 августа 1868 г. он отбывает в Тобольск, куда определялся священником в Иоанно-Введенский монастырь. Закончилось пребывание, но не прекратилась связь. Не прекратились и работы, начатые на Севере.

Попов продолжает трудиться над совершенствованием словаря и переводов, принимает активное участие в организации строительства новой церкви, состоит в Тобольском комитете по ее строительству, собирает средства, высказывает свое мнение по поводу устройства будущего храма и места его расположения, предлагает меры по удешевлению строительства.

За переводческие труды Попов удостаивается посвящения в сан протоиерея. А его переводы рассылаются по церквям. Не удовлетворяясь проделанной работой, в середине 1870-х гг. он приступает к составлению букваря, а словарь, в конце концов, уступает в 1875 г. Академии наук за 100 рублей, которые пожертвовал в пользу раненых воинов.