Ипостаси духа: опыт заурядных биографий - [5]

25 августа Попов прибывает в Обдорск, а 27-го в недолгое путешествие (осень на дворе) отправляется его товарищ священник Евфимий Пономарев. Именно в этой поездке Пономарев обнаружил в юртах Войкарских идола, который впоследствии был сожжен в Обдорске. В сентябре 1858 г. Попов сообщал о стычке с местными жителями и об уничтожении идола с помощью гражданской администрации. Одновременно он спрашивал, как бы заручаясь поддержкой руководства, можно ли таким образом действовать и в дальнейшем. Тонкое дело политика! Архиепископ в своей резолюции осторожно написал, что со своей стороны в действиях миссии ничего предосудительного, конечно же, не находит, но лучше будет, если впредь в аналогичных ситуациях миссионеры действовали бы совместно с местной администрацией.

Относительно спокойным выдавалось осеннее межсезонье. Заканчивались летние хлопоты, ездить по тундрам не имело особого смысла, поскольку начинались сезонные миграции. Оленеводы с прибрежных пастбищ начинали перебираться во внутренние территории, группируясь к январю в окрестностях Обдорска, и миссионеры работали, что называется, на дому. Не теряя времени даром, уже 5 декабря П.Попов отсылает отчет о работе миссии. В нем он сообщает о работе миссионерской школы, которая действовала во многом благодаря его усилиям. В то время в ней обучалось 18 учеников, из них 4 инородческих – 3 самоеда и 1 остяк. С гордостью пишет об увеличении поголовья оленьего стада и как обычно жалуется на нехватку средств. Обычай гостеприимства отрицательно сказывался на кармане миссионеров. И. Платонов, немного спустя, ярко живописал сию картину в путевом журнале[20]. Вот так в повседневных хлопотах незаметно прошел год 1858.

Прошло 10 лет. Наступил год 1868 – последний год работы П. А. Попова в Обдорске. Ему уже 43 года. Более двадцати из них он провел на Севере в непрестанных трудах. Жизнь была разнообразна – «то падаешь, то летишь». С 1866 г. шло очень досадное для него расследование по поводу недостачи оленей в миссионерском стаде. За плечами остались неприятности, связанные с делом о мнимом шаманстве Евдокии Разиной, недолгое, но беспокойное соседство с новым помощником иеромонахом Иринархом (Яхонтовым). Попов выучил, для того чтобы создать трехъязычный словарь, и, очевидно, достаточно основательно, ненецкий и хантыйский языки. В 1867 г. состоялась поездка в Тобольск. Там он хлопотал о переводе из Обдорска в епархиальный центр, мотивируя переезд неудовлетворительным состоянием здоровья. Хлопоты не были напрасными, и 31 августа 1868 г. П.А. Попов покидает Обдорск. Под знаком этих событий и прошел 1868 г.

Как обычно начало года миссионеры проводили в Обдорске. Кроме обычной и уже привычной работы с приезжавшими инородцами, в январе добавилась новая работа. Регулярно, с 8 по 17 января, во второй половине дня представительная комиссия, состоявшая из священников А. Тверитина и П. Попова, остяков З. Тохрасова, П. Дружинина, самоедов Н. Ванойтина, В. Собрина (пономарь), тобольских мещан П. Кудрина, Я. Ермакова и П. Рослякова, занималась сверкой остяко-самоедо-русского словаря П. Попова. Работу заканчивали поздно вечером. Она заключалась в вычитке А. Тверитиным и П. Поповым текста словаря на исходном русском и переводящих языках – хантыйском и ненецком. Почти всякий раз в журнале отмечалось, что инородцы с трудом понимают смысл переведенных текстов, которые иногда приобретали совершенно невообразимые сочетания. Чего, например, стоит фраза: «Весь день по напрасно дергал, однако не мог».

Миссионеров в работе поджидало огромное количество трудностей, как объективных, так и субъективных. Одна из главных – языковая. Тезаурус северных народов не был приспособлен к абстрактным, отвлеченным понятиям. Соответственно и мировоззрение не было готово к восприятию христианского учения. Поэтому перед учеными, а прежде всего перед самими миссионерами, стояла очень трудная задача – найти подходящие языковые и иные средства, для более доступного усвоения учения. Это хорошо понимало церковное руководство. Еще в XVIII в. архиепископ Варлаам I принял официальное решение о переводе молитв и других священных текстов на местные языки.

За долгое время было сделано множество попыток переводов, но все они страдали несовершенством. Раздробленность диалектов, слабый по сравнению с русским лексический потенциал северных языков приводили к тому, что переводы не могли быть распространены на территории всей епархии, среди соответствующих народов. Тексты молитв часто были малопонятны просвещаемым или вовсе представляли собой невероятное нагромождение слов, извращавших суть учения. Работа же над ненецкими переводами в силу объективных причин была начата позже, чем переводы на языки ханты и манси.

Некоторое недоумение вызывает заключительный акт поверки словаря. Священники пришли к выводу, что словарь и переводы молитв сделаны в целом хорошо, а сложности с переводом всецело зависят от неразвитости языков. Так что правильный перевод – дело будущего, и он будет возможен только после того, как северные народы приобщатся к грамотности и «отыщут» в ресурсах собственных языков термины, адекватно выражающие смысл христианского вероучения. Тобольские мещане П. Кудрин и Я. Ерлыков подписались под фразой о верном переводе, который, однако, инородцы смогут понять при дополнительном растолковании. И, наконец, депутаты от коренных народов утверждали, что словарь составлен верно, но «переводы худо понятны нам».