Ипостаси духа: опыт заурядных биографий - [29]

...Дебаты бывали у нас горячие, продолжались иногда но нескольку часов к ряду и нередко затягивались даже за полночь. ...В спорах своих Петр Васильевич проявлял много недюжинного ума и если бы он получил соответствующее образование, то нет сомнения в том, что это был бы один из замечательнейших деятелей или мыслителей нашего времени... Свои мысли и положения Петр Васильевич отстаивал очень умело, твердо, последовательно и сильно, нимало не смущаясь тем, что, развивая их дальше и дальше, он легко приходил к абсурду. Ясный и сильный ум его, не засоренный множеством никому не нужных схоластических знаний, подносимых русскому юношеству в наших гимназиях и даже университетах, так и пробивался наружу, воплощаясь в его могучей натуре»[152].

Вживание в новое для себя пространство Веригин начал с того, что стал налаживать отношения с местным населением. Уже за два первых месяца своего пребывания он пожертвовал по 85 рублей обдорскому отделению Березовской инородческой больницы и Обдорскому сельскому училищу, оказал помощь деньгами и мукой (100 пудов!) бедным жителям[153]. Двум бедным девушкам, выходившим замуж, подарил по новому медному самовару, по шесть серебряных чайных ложек и другие предметы.

Безымянный автор уже упоминавшихся воспоминаний писал, что Петр Васильевич был очень добрым и щедрым человеком, приходил на помощь в любую минуту и оказывал помощь не только деньгами, но и «...простой физической помощью в черной работе (в роде переноски кирпича) всякому встречному и поперечному. В этом отношении он не довольствовался тем, что кто-нибудь обращался к нему за помощью посредственно или непосредственно, постоянно искал случая, кому бы и как помочь в чем-нибудь... Этой чертой его характера и этой стороной его житейской философии не преминули, конечно, воспользоваться разные темные личности, в которых и в Обдорске нет недостатка. Они приходили к нему, жаловались на свое горемычное житье-бытье, плакались на обиды, якобы претерпеваемые ими от более сильных и богатых односельчан, очень ловко подделывались под тон, импонирующий Петру Васильевичу и почти постоянно достигали своей цели. Цель же состояла в том, чтобы выманить у “простяка” несколько серебряных или бумажных рублей. В громадном большинстве случаев деньги немедленно отправлялись в кабак... Пока же у Петра Васильевича были деньги, остановить его в его благотворительных подвигах не было возможности – ... наши доводы против его безрассудной благотворительности, чаще всего выпадавшей на долю таких людей, которые ее решительно не заслуживали, не нуждались в ней и злоупотребляли ею, не приводили ни к чему до тех пор, пока ему было что раздавать»[154].

В первый же день он познакомился с местным учителем И.Г. Киселевым и И.П. Росляковым, с которыми, по мысли местного заседателя Нагибина, видимо, «состоит в тесной дружбе и обоюдно друг друга посещают». Настоятель миссии священник М. Попов сообщал, что весной Веригин устраивал парники для огурцов, за околицей села построил маленький дом, где хотел поселиться, но «та и другая затея не удались благодаря климату и мошенническим проделкам зырян»[155]. Он немного работал в кузнице, помогал косить сено, зарабатывал кладкой печей, собирал ягоды, обзавелся столярным верстаком, токарным станком, а вообще стремился к работе на земле и тосковал по крестьянскому труду[156].

В силу своих убеждений он не мог заниматься охотой и рыбной ловлей. Именно поэтому в конце 1896 г. Веригин начинает переписку о переводе его в другое место жительства, где можно было бы заниматься сельским хозяйством, хотя бы на лето и в Березов. Но просьбы его останутся неуслышанными. В частном мнении тобольский губернатор Л. Князев высказался против перевода Веригина в другое место, полагая, что наблюдение за ним еще более усложнится[157].

Несмотря на то, что игумен Иринарх (Шемановский) утверждает, что проповедь Веригина в Обдорске «вовсе не имела успеха»[158], на самом деле это было не совсем так. Сила мысли, образа жизни, безусловно, впечатляла и некоторых местных жителей. В официальных реляциях обычно говорилось, что Веригин вербовкой сторонников не занимался, однако восприимчивые натуры нашлись даже в Обдорске. В частности, М. Попов говорит о том, что благодаря Веригину И.Г. Киселев и И.П. Росляков «из пьющих сделались трезвыми и основали маленькое общество трезвости», а Росляков даже решил продолжить образование и уехал в центр[159]. В письме к И.М. Трегубову 3 ноября 1895 года Веригин обращался с просьбой присмотреть «волшебный фонарь» для составившегося «кружка молодых людей»[160]. В мае 1896 г. обдорский заседатель Нагибин привлек к ответственности двух жителей Обдорска – отставного унтер-офицера А.А. Черноногова и крестьянина А.А. Чупрова – за отрицание церкви, икон, богослужения и иных внешних проявлений религиозности. В их словах заседатель склонен был видеть влияние Веригина. Дело Черноногова было передано в суд[161]. По словам Веригина, Черноногова судили за то, что он непочтительно высказался об обдорских священнослужителях. В письме к Н.Т. Изюмченко он писал: «Дело в том, что здесь, в Обдорске, попы ведут себя очень неряшливо: сильно пьянствуют и тому подобное. Один спьяна, еще по осени, бегал топиться. Недавно же венчались одни несостоятельные люди: вдова с двумя детьми и мужчина, который живет постоянно в работниках. Вдова жила с детьми так бедно, что со стороны ей помогали люди. Когда парень заявил, чтобы их обвенчали, то поп и самый старший из трех – ответил, что меньше двенадцати рублей он не обвенчает. Дело пошло на торг; жених предложил сначала три – пять рублей. Горячо при этом убеждая, что у него своих собственных денег нет, и эти он взял под работу в будущее лето. Ходил мужичок к нему раза три, наконец поп на него раскричался и категорически выразил, что он может жить и не венчавшись, если не заплатит двенадцати рублей. Это было при свидетелях. Жених окончательно поник духом и пошел было уговаривать женщину, чтобы на самом деле жить не венчавшись. Они сходились, – как сами говорят, – больше для того, чтобы призреть сирот. – Вдова не согласилась на гражданский брак. Тогда он, то есть мужичок, раздобыл еще четыре рубля к восьми и отнес. Свадьба, конечно, состоялась и дело бы так и забылось, – потому что, я думаю, ведь это даже у них обыкновенное дело. Но народ почему-то принял этот поступок своего духовенства за редкую грубость, тем более, все знали брачующихся. И после этой свадьбы, почти явно, везде стали толковать, как о незаконном происшествии. И вот упомянутый кузнец, однажды разговаривая, упомянул о попах, как о недоброкачественных людях, в частности об обдорских, при “свидетелях”, и его экстренно же забрали»