Ипостаси духа: опыт заурядных биографий - [23]

Самоуверенным выглядело бы утверждение, что в письмах излагаются истинные причины и суть конфликта. Определенную роль в нагнетании негативной атмосферы в деловые отношения, по-видимому, сыграли и специфические черты характера Петра Алексеевича, о которых он сам же и пишет. Полтора года ему хватило для того, чтобы служебные отношения еще на самой первой в Сибири должности судебного следователя в Тарском уезде «обострились до самой последней возможности» и приняли «мерзейшее направление»[106].

Взросление Городцова происходило в бурные годы буржуазной модернизации, распространения разнообразных социальных идей, революционных обществ со специфической идеологией. Революционером он, конечно, не был, но избежать вовсе влияния господствовавших в то время в образованном обществе настроений ему не удалось. В пору студенчества он принимал участие в деятельности «кружка саморазвития», что организовали студенты демидовского лицея[107]. Ничего криминального в работе этого кружка полиция не нашла. Но сам настрой, который там царил, и цель – «выработать или установить критическое отношение к современной действительности» – приводили к утрате молодым поколением связи с опытом универсальных категорий, связанных, в том числе, с вопросами нравственности и морали. Взамен универсальным категориям приходили индивидуалистические представления о том, что хорошо, а что плохо[108].

Но, как кажется, служебные неурядицы огорчали Петра Алексеевича больше не грозящим бедствием, борьбой за существование, а тем, что нарушали творческие планы собирателя. Подготовительная работа, которой он занимался с 1905 года, к тому времени уже дала ощутимые результаты: сложился обширный круг корреспондентов, добровольных помощников, день ото дня росло число интересных материалов, было налажено знакомство с удивительно интересными народными сказителями, носителями традиционных народных знаний – врачевателями, знахарями. Буквально в каждом письме этого периода Петр Алексеевич потоками изливает свои сожаления о том, что уход со службы пускает под откос годы упорного труда, а главное – разрушает перспективы: «В моем теперешнем положении скверно в особенности то, что эта история в значительной степени помешает мне заняться моим литературным трудом, в котором я уже много сделал и с которым я сильно сроднился»[109].

Годы испытаний, выпавших на долю Городцова, по иронии судьбы стали и самыми продуктивными. Подавляющая часть материалов была собрана именно в 1906-1908 гг. Коллекция пополнялась и в последующее время, но уже не так интенсивно. Основное внимание в это время Петр Алексеевич сосредотачивает на обработке материалов, подготовке их к публикации.

А пока... а пока неурядицы и трудности творческой работы, усугубляемые недомоганиями, порождали внутреннюю неустойчивость, тревогу и даже отчаяние. В минуты тоски он пишет, что общие результаты представляются ему «такими ничтожными и мелкими, и сам я себе кажусь таким жалким и мизерным с своими тщетными усилиями что-либо сделать, что не будет ничего удивительного, если я в одну прекрасную пору брошу всякую работу, а все свои ископаемые этнографические драгоценности запущу в печку»[110]. Или в том же 1907 г. он пишет: «Брат, брат! Когда же и на нашей улице будет праздник? Что-то живется нам больно несладко. И работа не радует! Мало того, в последнее время я все чаще и чаще испытываю тяжелые и страшные приступы сомнений в целесообразности и полезности своей работы, порой просто хочется все бросить, так и зудятся руки бросить в печку все мое писание, все эти сказки, наговоры и всех моих леших-домовых! »[111].

Поистине в глубокое отчаяние приводила та пропасть, которую Петр Алексеевич видел между огромным по объему и увлекательным и даже бесценным по содержанию материалом и ограниченными возможностями по его фиксации и обработке. Это был труд, который требовал не только много времени, колоссального физического напряжения, но и выхода на публику, признания. Здесь тоже были трудности...

Тепло и холод, столкнувшиеся в противоборстве повседневных мимолетностей, создали узор на стекле жизненного пути Городцова. Чем теплее было в доме, тем более тонким становился узор, тем больше света проникало сквозь стекло, и наоборот, чем власть холода была сильней, тем больше узор распространялся по стеклу, иногда заполняя все его пространство. Но холод никогда не побеждал... неутолимая жажда делания, творчества вновь и вновь взывали к жизни. Единственной отдушиной, не позволявшей восторжествовать царству холода, была научная деятельность. Еще в юности Петр Алексеевич принимал активное участие в археологических раскопках вместе со своим старшим братом[112]. Как только он освоился в Сибири и встал на ноги, с конца 90-х гг. XIX в. разворачивается активная переписка с братом, в том числе и на сугубо научные темы. В 1896 г. он сообщает Василию Алексеевичу об интересной находке: «Здесь, в Сибири, я впервые напал на очень интересный памятник старины – на так называемые святцы. Это четырёхгранная деревянная палка, окрашенная в четыре цвета по временам года»