Иосиф - [41]

– А в те времена наша Тишанка растекалась на километры, и глубокая она была – страшно! А сомы в ней водились такие, что людей глотали!.. Это ещё дед Андрей мне рассказывал, а деду нашему Андрею рассказывал его дед, а ему…

Данная древняя история про битву не имеет конкретных имен или развития. Но старики и старухи хуторские со слов своих предков по поколениям так и передавали, что на Городище сошлись черкасы и паны. Черкасы были православные, в Клоковом лесу у них была часовня и наблюдательная вышка. Вышки стояли на всех высоких просматриваемых местах…

В древние времена не полезем. О них так мало сведений, а заниматься гольной выдумкой – неблагодарное дело! Свои бы, с Божьей помощью, хоть чуть-чуть приоткрыть! Все же меня смущали «черкасы». А со временем узнал, что черкасы – это те же казаки, которые проживали в наших местах в тринадцатом-четырнадцатом веках, о которых говорили историки, в том числе и Карамзин. В этом отношении поражает устная память наших дедов о битве черкасов и панов на Городище.

– Я же постарше вас, ребята, – держал речь Сергей Федорович. – И помню, как на Пасху, на Троицу столетние старухи лезли на Городище к этому кресту. Столетние не столетние, но старые бабки! Сказывали, что старые люди почитали и крест на Городище, и в Лобачевскую ходили, в Архангела Михаила. А когда в Лобачах порушили, тут уж стали ходить только на Городищу. Лампадку зажигали, свечи ставили и молились. И ведь как интересно выходило! Весной у нас дождей, сами знаете, всегда мало выпадает, если вообще выпадают, а вот старухи Марковские всегда-всегда дождики вымаливали. Все в хуторе удивлялись! Все знали и ждали, когда Пасха придет. Чуду ждали! Бывало, службу бабки проведут и вниз, по домам только начинают рассыпаться – дождь тут как тут! Вот, как было. Там же и родник никогда не иссякал! Родник на горе – это как? Всегда там водичка ключевая холодненькая текла. А однажды, это уже в конце пятидесятых или прям вот в начале шестидесятых… – дядя Сергей в задумчивости развел руками. – Иван Бенца, знаю, только что у нас в хуторе появился и со старухами на молебен ходил.

– Бенц на молебен? – удивился я.

– А чего ты думаешь? Бенца! Он жа детдомовец. Сорок первого года. Отец его на войне погиб, а мать, вот, не могу сказать. Бабка воспитывала его, видать и в церкву водила. А потом и бабка умерла. Но это не главное. Главное то, что в это время Хрущ уже правил. Волюнтарист гадский! Стольки он беды принёс нам! Стольки беды! Последняя беда от него и пошла! Зачем землю надо было резать? Ну что такое – пятнадцать соток для большой семьи?! Да это – тьфу! Ничего! В эти же времена, в правление Хруща, несколько лет подряд на леса наши, посадки, сады такая парша нашла! Вы уж, наверное, это помните?

– Помню, помню, – подхватил Володя. – Выше деда на Земляках весь лес был паутиной оплетён, с червями! «Кукурузники» летали, опыляли, но мне казалось, червей ещё больше становилось.

– Правильно, Володя, говоришь! Не знаю, как выше деда вашего Митьки было, а вот Городищи до того были оплетены!.. Ветер как дунет, а паутина с червяками так и болтается. «Кукурузниками» и опыляли. А опыляли чем? Дустом! Но его, наверное, не хватало. А дуст – это же такая отрава, не приведи Господи! Сколько зверья, птиц пропало! Да и Тишанка стала быстро хиреть. Так вот, в эти же года, не могу сказать в какой точно, на Городищенский молебен забежала собака. Откуда, чья – об этом потом никто не мог толком сказать. Говорили, не Марковская. Но факт остаётся фактом: во время молитвы среди старух появилась собака и загавкала. На крест! Старухи молятся, на крест глядючи, ну и собака на крест глядючи тожа свою мнению высказала. Рассказывали, что и свечи, что в руках у старух были, потухли. А у лампадки пламя аж оторвалось, и лампадка потухла, и в том же году родник перестал течь. Вот и закончились с той поры черкасы и паны! Вековую память, как рукавом стёрло. Сейчас спроси нашу молодежь, кто знает про черкасов и панов? Никто не ответит. И креста там уже нету, и растут три чахлых камышинки. С той поры и вы побежали в культурные люди. Особо массовый выезд тогда пошел по городам и по разным теплым местам с тёплыми туалетами. А у нас, Вова, с той поры пить стали водку, как чай! Только не ложками хлебать! Это уму непостижимо, как пить стали! Вот подъедут на комбайнах к полю и вместо того, чтоб в валки сразу, они всё побросають! Гонца! За бутылочкой винца! Если за бутылочкой. Наберут! Понапьются! Страх Божий! Подъедешь, скажешь им: «Да че вы такое, ребята, творите? Гляньте, колос осыпаться стал! Или, гляньте, тучки собираются! Дождик ливанет такой, что потом неделю в поле не въедешь!» А они табе:

– Ну и чё?

– Да как чё?! Добро пропадет! Ваш же труд пропадет! Зачем жа вы сажали и обрабатывали пашаничку эту?

– Да пущай пропадает, пашаничка, пущай, Федорыч! Она наша, пашаничка? Осенью всё равно для плана выгребут у тебя до зёрнышка! – вот и весь ответ.

– А всё почему, Павло?

– Мне ещё звания не дали. Народного.

– Да я серьёзно. А я табе отвечу, почему. То, что гусу дарства последнее с нас выгребает, это так! Это тоже факт, как говорится, налицо! Но наши люди ещё перестали бояться. Никого и ничего они не боятся! У них тут в грудях, – управляющий постучал себя в грудь, – холод образовался. Зверь засел. Их бабки, вон, всё перевидали – и голод, и холод, и все лишения, а зачем-то лезли на Городище. Помолились, поклонились, их Бог и услыхал. Дождика дал! Сейчас собери моих всех работничков и пусть они попросят дождика, пусть попросят! Камени с неба полетят! Да они же и не верят! Или верят, да не все. Она бы стояла, церквушечка, на виду в хуторе, а какой-нибудь подлец мой на тракторе с недопитой бутылкой ехал или с целой, да и крест увидал, чего может быть он сделал? Глядишь, он бы её, водку энту… и перестал лакать? Раньше, как рассказывали деды и бабки, до революции какая водка?! Да упаси Господь! Конечно, праздники, свадьбы и всё такое, понятное дело, как там без этого веселия и куража? Но как сейчас… с утра начинают и-и… это беда и пропасть! Кумунизьм мы не построили, и видать, до него, как до Саратова на карачках… и церква разрушили. И чё нам теперича делать, а? Вот вам мать не успела рассказать, чё тут у нас недавно произошло? Нет? Давайте, выпьем. Вот таперича, Павло, давай нальём, и я потешу твою резиновую, мерку!