Иосиф - [39]

В начале восьмидесятых, когда произошла вот эта встреча, я после института культуры основался в Подмосковье,в жилом городке Петелинской птицефабрики, и среди полуторатысячной армии «хрущевских ошметков» стал одним из её «бойцов». В эти годы, начиная с шестидес-я тых, вокруг Москвы было выстроено более двадцати пт-и цефабрик. И строили эти фабрики, и работали потом на них все те же «ошмётки» со всех деревенских, сельских и хуторских уголков Советского Союза. Мне, как молод-о му специалисту, дали квартиру, и в местном, только что отстроенном Доме Культуры, я развел кипучую деятельность. Набрал большой театральный коллектив и не без-у спешно ставил различные постановки. Был самолюбивый, потому и горделивый, заносчивый – какой тут уж Бог?

– А-а, молчишь. Видишь? – важно протянул дядя Сергей. – Если вы там в городах люди культурные Бога не знаете, то чего уж нам, бедным хуторянам.

– Дядя Серёга, но ты же коммунист! – съязвил я. – А коммунисты в Бога разве верят?

– Смотря какие кумунисты, Павло! – достойно ответил управляющий. – Ты думаешь, что, что? Все кумунисты – того? Сам Иосиф Виссарионович был семинаристом! Ты это знаешь?

Я не успел открыть рот, как дядя Сергей опередил меня:

– Понятно, что знаешь, но я табе не про то. Я вот был в Киеве и видал там Лавру. Ты видал Лавру, Павло?! Э-э… это такая… – управляющий значительно перевалил голову с бока на бок. – Я скажу табе…

– Я служил под Киевом – в Белой Церкви, в пехоте, и в Киеве приходилось бывать…А в самой Белой Церкви…

– Ты меня не перебивай, – видать, я задел дядю Серёгу.

– Я не перебиваю. Ты меня спросил, дядя Сергей, я тебе…

– Перебиваешь! Вот и щас перебиваешь!

Брат Вовка с укором посмотрел на меня.

– Я вас не понял! – возмутился я. – Сами спрашивают и сами!..

– Не кипятись, Павло! Ты када-нибудь видал на фотокарточке нашу Лобачевскую церковь? – не дождавшись от меня ответа, дядя Серега вновь перевалил голову с бока на бок и продолжил. – Не видал. Я матери вашей обещал завести фотокарточку. Посмотреть. Она у нас в хуторе одна, фотокарточка. Там такая красота! Пять глав у церкви, да ещё колокольня была… Да, я кумунист, но вот с церквами, я считаю, неправильно поступили. Зачем их порушили?

Я только посмотрел на дядю Серёгу, а он даже взгляд мой отмахнул.

– Павло, дай мне сказать кое-что вслух! Ну, не лезь! Я знаю, что ты институт закончил, и что ты умный! И, говорять, во второй собираисси? Ума не поднабрал в первом? Ага? Не серчай, не серчай! Это я так шуткую! На вот, выпей, закуси и посопи трошки! Ха-ха! Дай мне, глупому управляющему, сказать, чё я хочу сказать. –У правляющий разлил привезенный самогон, мы молча чокнулись и молча выпили.

– Я вот хочу понять и разобраться, куда мы идем? А? Я даже не про то, что хутор наш и все хутора вымирают. Это факт! Как говорят: факт на лицо! Тут чего-то не так! Какая-то там, – управляющий робко указал пальцем на небо, – недоглядка! Понятно, что в городе лучше. И вода там у вас горячая, и туалеты в домах, и всё такое! Культура! Может, так и нужно? Правда, туалеты в квартирах я не оценил, – дядя Серёга сконфузился. – Вот тут кухня, тут едять, а тут, в метре за стенкой… – дядя Сергей мелко прокашлялся. – Это как, Павло, нормально? Где едим, там и… ага? Вонякаем? Культурно укаем, акаем?

Вовка расхохотался, а я возмутился:

– Дядя Серёга, но так города устроены, что да, за стенкой – это самое!

– Ага! Этажом выше, этажом ниже тоже «это самое»? Я как нарисовал сабе картинку, неправильную картинку, что во всём доме, в каком свояки проживают, на всех этажах со стоном сидять культурные академики и профессора с бумажками в руках и одновременно культурно укають и культурно акають. И мне не по сабе стало. Я бегом хотел бежать в свой хутор Авраамовский к своим некультурным трактористам и дояркам.

– Ну, а как, как иначе? Как иначе?! – раскипятился я. Я не мог сразу противопоставить что-то умное и веское в осуждение «неправильной картинки». А Вовка, наверное, по-своему воспроизвел картину дяди Сергея. Он так хохотал, что у него, наконец, дрогнул огромный, по моим понятиям, красный поплавок, и его повело к камышам. Дядя Сергей на весь пруд заорал высоким голосом:

– Вовка! Клюёть!

Заслуженный артист прытко скатился с берега и вовремя подсёк. Вовка умел выуживать рыбу. Порою казалось, что там, на том конце, прицепилась такая громадина, что если он её одолеет, то сидящие рядом со счастливчиком получат о-огромное удовольствие…

– Вова, Вова, малёк подтяни, подтяни! Малёк, малёк… Э-э-э… Не дай уйти на глубину! Не дай уйти на глубину-та! – крайне заинтересованный в положительном исходе, кричал управляющий. – О-о, ха-ха-ха, го-го-го! Поплавком, поплавком не убей яво, Вова! Аха-ха-ха! Ну и поймал!

Наконец, брат выудил. Водится в Кулиновском пруду рыба, точнее – рыбешка! И мне больше нравится её название – Белорыбица! Больше пальца не растет, на удочку редко-редко клюет, и вот же ведь, клюнула! Она оказалась в три раза меньше красного поплавка…

– А ты, дядя Серёга, говоришь – афганец, – мрачно пошутил я.

– Ага! Клев пошел, Павло, не переживай! Меньше Белорыбицы не бывает, таперича за тобой дело! – управляющий разлил самогон, и мы вновь уселись на бережке. – Не к столу, как говорится, сложился наш разговор! – продолжил дядя Сергей после того, как мы выпили лучшего, по его же представлению, хуторского самогона и с великим городским наслаждением напали на сало с молоденьким чесноком. – У меня в Киеве чуть запор не произошел! Хорошо, вокзал был рядом, на вокзал трусил. Ха! Свояченица как узнала, что я на вокзал бегаю, и ко мне: