Иноземцы в России XVI–XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии - [26]
Ссора между знатными фон Дюкер, с одной стороны, и представительницей древнего рода Барнсли, с другой, разрасталась. В конфликте благородные родственники обменялись взаимными оскорблениями. Доротея объявляла, что после смерти матери ее дядя «Божиим гневом разумом порушился»; «попрекала его дурною болезнью, а он гневом Божиим в уме рушался»[232]. Иван Дюкер не остался в долгу и вместе со своей женой указал племяннице на ее неприятное заболевание, явно недостойное богатой и имеющей столь высокое положение дамы. Очевидно, Доротея Марселис была серьезно больна[233] (она умрет около 1650 г.; Петр Марселис вступит в новый брак; главными наследниками огромного состояния и всех многочисленных фамильных предприятий Марселисов в России останутся дети от брака с Доротеей Барнсли). Сейчас же лицо супруги Петра Марселиса было обезображено провалившимся носом: «Божиим гневом нос пeрегнил». Дядя с его семейством оказался первым, кто с пылом указал племяннице на порог. К обвинению, распространявшемуся среди иноземческой колонии Москвы, они присовокупили обидное прозвище «гнилая гнилуха».
Оскорбленная Доротея, пользуясь попечительством правительства, подала челобитье царю[234]: «А у нас государь, позоръ и бесчестие того не может быть, что чосного человека гнилым называть» — и просила «оборонь дать, чтоб им впред не повадно было мужа моего и меня такою позорною лаею безчестить»[235].
Тяжба о наследстве и кредитах перерастала в следственное дело о «безчестье». Началось правительственное разбирательство, и очень скоро за Ивана Дюкера уже никто из членов иноземческого сообщества не хотел давать поручительство. Одним из немногих, кто готов был отстаивать права Иван Дюкера, стал его духовный отец — Балтазар Фадемрехт. Видимо, семейство Дюкера относилось к благочестивым прихожанам лютеранской кирхи Св. Михаила. Судя по действиям пастора, а также хранившейся в доме Дюкера библиотеке, род отличала религиозность. В описи (потребовашейся в период следствия) имущества усопшей Анны Дюкер бросаются в глаза «Библия немецкая» и «15 книг немецких»[236]. Очевидно, семья везла из Европы книги, хранила и берегла их. Традиционно значительную долю в семейных собраниях того времени составляли книги молитвенного служения.
В начале 1644 г. в Москву возвратился Петр Марселис. Он добился освобождения Ивана Дюкера из-под стражи, где тот очутился по воле племянницы, и примирил воюющих родственников. Видимо, он убедил Барнсли и Дюкера не доводить спор до суда в Посольском приказе. Он разрешал конфликт внутри семьи, уладив проблемы с сундуками, книгами и кредитами, обговорив приемлемые для обеих сторон условия их погашения (можно предположить, что огромный долг был прощен Марселису). Петр Марселис и Иван Дюкер подписали (Марселис — по-немецки, Иван Дюкер — по-русски) совместную «примирительную челобитную».
Объединение лютеран и кальвинистов оказалось в этот момент необходимым не только семье Дюкер — Марселис, но и в целом иноземческой колонии. За время работы посольства перед иностранцами Москвы возникли проблемы куда более серьезные, чем дела о «бесчестье», имеющие финансовую подоплеку.
Проект смешанного брака в царской семье вызывал все большее сопротивление элиты русского общества, расколовшейся на две группировки. Намерения царя (опиравшегося в этом замысле на Ф. И. Шереметьева) вызвали недовольство среди высшего духовенства и боярской аристократии[237]. Партию противников возглавили дворецкий А.М. Львов и патриарх Иосиф. Последний, став главой русской церкви, сделал все возможное, чтобы сорвать русско-датский династический брак и не допустить превращения его в православно-лютеранский союз. Петр Марселис в Копенгагене обговаривал возможность увеличения числа кирх в Москве и строительства протестантских храмов в других городах России. Патриарх подготовил ответные меры. Плану появления новых кирх он противопоставил уничтожение уже существовавших. В 1643 г. произошла явно спровоцированная духовными властями подача челобитной священниками 11 московских приходов[238]. По приказу патриарха Иосифа, удовлетворившего столь представительную петицию клира, взволнованного недопустимым соседством православных и протестантских храмов, кирхи в центре Москве были снесены. Это были стали кальвинистская кирха Петра Марселиса и лютеранская кирха так называемых «новых немец» — Св. Николая. Петр Марселис попытался остановить разрушение, используя дипломатическое вмешательство Генеральных Штатов[239]. Русское правительство не прислушалось к иностранным петициям. Царь смог лишь выделить участок земли — между Покровскими и Флоровскими воротами — для сооружения новых зданий[240]. Петру Марселису пришлось строить следующую реформатскую кирху[241], а патриарх Иосиф достиг определенной цели: удаления протестантского богослужения за пределы столицы.
Противодействие межконфессиональному браку патриарха Иосифа и связанным с ним боярским группировкам не ограничилось вынесением кирх за границу города. Следующим шагом стало обращение к указу 1627 г. о прислуге, упомянутому выше. Не исключено, что в этот период происходило новое оглашение указа. В любом случае, реализация данной правовой нормы затронула еще одного члена семьи Барнсли — Елизавету Фентцель.
