Иноземцы в России XVI–XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии - [25]
Параллельно разгорелся внутрисемейный конфликт. В 1643 г. умерла Анна Дюкер, приходившаяся Доротее Марселис бабушкой по материнской линии. Между различными ветвями клана тут же вспыхнул жесткий спор за наследство. Главными претендентами на состояние усопшей оказались сын — Иван Андреев Дюкер, и внучка — Доротея Марселис[228]. Очевидно, что в раздел имущества изначально вмешался Петр Марселис. Судя по многочисленным отсылкам, могущественный датский фактор первым подал прошение, к сожалению не сохранившееся до настоящего времени.
Петр Марселис вступился за права Джона Барнсли (отца Доротеи), как отмечалось, отсутствовавшего на тот момент в России. (Как раз в это время он получал наследство в Вустершире.) Вероятно, в Москве осталась его доля в семейском капитале Дюкер — Барнсли. Именно на эту часть имущества фон Дюкер и претендовали супруги Марселис.
После отъезда Петра Марселиса с посольством в Данию, интересы своей семьи отстаивала Доротея, проявившая необыкновенную активность. В отсутствие мужа, отца и брата она стремилась не допустить перетекания семейных ценностей к родственникам Дюкер. Указывая, что «бабушкины животы нам вопче доведутца» (не упоминая при этом других своих братьев и сестер), Доротея Марселис в действительности стремилась перевести наследство отца, а с ним бабушки в собственное управление. Апеллировали к правам Джона Барнсли, она бросилась на защиту семейных интересов. Доротея указывала властям на факты незаконных, с ее точки зрения, действий Ивана Андреева Дюкера: продажу вещей матери, получение долгов по оставшимся от Анны Дюкер кабальным записям, а также переселение в родительский дом.
Дом Анны Дюкер, видимо принадлежавший клану Дюкер не одно поколение, стал одним из предметов спора. Описание фамильного гнезда ливонских купцов было составлено в ходе следствия: «Сперва двор, а на дворѣ хоромы, горница на подклѣть да комнатка на столбах прирублена да сени да повалуша да конюшня, подлѣ конюшни чулан да ворота да баня да два погреба да забор да огoрод, забор кругом двора».
Помимо недвижимости род фон Дюкер обладал значительными финансовыми возможностями и пускал их в оборот. Анна Дюкер располагала крупными суммами и занималась кредитованием членов иноземческого сообщества Москвы. Среди бумаг усопшей находилась «запись на Петра Марселиса в шти тысячах ефимков цысарских <утрата текста> три тысячи рублев рускими деньгами»[229]. Как выяснилось в ходе следствия, проблема долгов существовала не только перед четой Марселисов: Анна Дюкер ссужала деньги и другим иностранцам. Должниками оказались богатый датский купец Давыд Бахерахт («Да на торговом немчинѣ на Давыде Бахрать бескобально, что он сам винился при третьих при торговом немчинѣ при Еремѣе Понтѣлѣеве <утрата текста> при торговом же немчинѣ при Иванѣ Гоинсѣ, которых яз к нему посылал, что он и винился и сказывал, что он матери моей виноват в трех стах и во осми рублех и в восми гривнах и в осми московках»), известный литейщик государева Пушкарного двора Иван Фальк («Да <утрата текста> пушешнова мастера на Ивана Фалка по дворовой записи, что он купил у матери моей во шти сот рублех»), состоятельный нидерландский купец Яков Яковлев Фандергульст[230] («Да на торговом немчинь на Яковѣ Фалдеръгулсте полтораста рублев по кабалѣ»), иностранный переводчик Иоганн фон Денден («Да на Иване Фалденденѣ дватцать пять рублев по кабаль»).
Надо полагать, Иван Андреев Дюкер видел ситуацию иначе, чем Доротея Марселис. Он имел основания распоряжаться оставшимся после матери состоянием. Судя по его поступкам, единственным законным наследником имущества матери он воспринимал себя. Очевидно, что сын Анны Дюкер рассматривал себя прямым и единственным наследником движимого и недвижимого имущества своего рода. В семействе же Марселис он видел должников. Исходя из факта кредитования его матерью Петра Марселиса, он намеревался получить с племянницы и ее супруга невыплаченный долг. Иван Дюкер объявил о необходимости выплаты по счетам.
Но клан Марселисов рассудил иначе. Несмотря на то что самый крупный долг относился к Петру Марселису, Доротея претендовала на все имущество бабушки, включая недвижимость. Причем столь активно, что у Ивана Дюкера возникли подозрения в конфискации родительского дома. Дабы избежать потери наследства, Иван Дюкер попытался привлечь на свою сторону других членов иноземческого сообщества, в первую очередь иных должников своей матери. Сообщив, что мать благословила его собрать все долги, он начал получать по кабалам, распродавать домашнюю утварь, а вскоре и совершил поджог фамильного владения. Быть может, им двигало желание укрыть от могущественной племянницы бумаги и ценные предметы своей матери. Однако объяснение своим поступкам он находил в приступах временного безумства, вызванного горем тяжелой утраты. Перед Доротеей возникла проблема неполучения доли своего отца. Она представила дядю человеком, не контролирующим свои поступки, способным уничтожить родовую усадьбу (а с ней и окружающие) и, соответственно, представляющим угрозу обществу
