Иностранная литература: тайны и демоны - [119]
Она опустила глаза и увидела землю далеко внизу, от ужаса и удивления у нее свело челюсти, и она не могла кричать. Да и звать было некого.
Дело в том, что Филифьонка благополучно избавилась от многочисленных родственников и докучливых друзей, поэтому теперь она могла сколько душе угодно падать с крыши. Это глубоко русская ситуация. Филифьонке только чудом даровано спасение, и, когда она юркает в распахнутое ветром окно, в ее мире наступает преображение. Она все видит как бы заново. Она видит, что абажур у нее был не скучно-коричневый, а ярко-красный. Она видит, как прекрасна посуда в ее доме и, кстати, как эта посуда избыточна. Филифьонка открывает шкаф, чтобы сварить себе кофе, и думает: «…слишком много посуды. Ужасно много кофейных чашек, слишком много кастрюль и сковородок, горы тарелок, сотни других кухонных предметов – и все это лишь для одной Филифьонки!» И в ее душе происходит некая спасительная подвижка. «“Я стану совсем другой, вовсе не филифьонкой…” – думала Филифьонка в безнадежной мольбе». Почему в безнадежной? А потому, пишет Туве Янссон, «что филифьонка может быть только филифьонкой и никем другим». И действительно, сколько бы мы ни перевоспитывали тех или иных наших, условно говоря, друзей или нашу родину, она всегда будет тем, чем она может быть, нас изменить невозможно. Хотя, может быть, и можно? Все-таки мы не до конца филифьонки. Все-таки остается надежда, потому что в конце повести все герои немножечко преображаются.
В начале шестидесятых Туве Янссон решила больше не писать про муми-мир, и только ее подруга-партнерша Тууликки Пиетиля, тоже художница, та, которая выведена в образе Туу-тикки, заставила ее написать «Папу и море» и «В конце ноября» – две лучшие, наверное, сказки цикла. Но уже и в ранних вещах поражает одно исключительное умение Туве Янссон – она умеет и любит нагнетать страшное, нагнетать ужасное. Когда в «Муми-тролле и комете» появляется Ондатр и говорит: «Это неестественный дождь», – нам уже здорово страшно, а уж после, когда происходит чудо с грушами для маминого варенья, которые сами разложились в виде звезды с хвостом, всякому ребенку становится понятно: э, ребята, в Муми-доле что-то не так. А потом в небе появляется и рдеет маленькая красная точка. Бесконечно далеко в черном космосе появляется предвестие ужасной катастрофы – это комета несется к земле стремительно и неотвратимо. «Согласно моим расчетам, – говорит профессор, – комета должна коснуться Земли вечером седьмого октября, в восемь часов сорок две минуты или, возможно, на четыре секунды позднее».
Туве Янссон мастерски нагнетает ощущение ужаса. «Муми-тролль и комета» полна таких деталей, которые даже не всякий ребенок выдержит. Помните ядовитый куст опасной разновидности Angostura? Теперь-то мы знаем, что «Ангостура» – это всего лишь горькая настойка, которую Хемингуэй любил добавлять к джину, но впервые об этой ангостуре мы услышали, когда прочитали «Муми-тролля и комету» и увидели страшный рисунок Янссон, где куст с желто-зелеными цветами-глазами хватает маленькую фрёкен Снорк своими извилистыми ветками-руками. А как страшно, как жутко нарисована у нее красная выжженная земля, ждущая комету! Комета эта занимает уже полнеба, и высохли все реки и моря, и фрёкен Снорк концом своей ходули сбрасывает рыб в еще не высохшие лужицы, чтобы они хоть как-то пережили чудовищную эту засуху. Невозможно представить ничего более жуткого, чем этих крошечных существ на ходулях, которые бредут среди красного, абсолютно марсианского пейзажа по высохшему морю и не могут даже спеть любимую песенку «Эй, зверятки, завяжите бантиком хвосты», потому что горячим ветром кометы выдуло все ноты из губной гармошки Снусмумрика. Но вот эти маленькие, пузатые, носатые существа с коротенькими ножками – такой замечательный символ беспомощности, неуклюжести и при этом абсолютного бессмертия! Беспомощное существо, которое тем не менее успешно противостоит страшному миру, – разве это не лучшая метафора нашей собственной жизни?
Проза Туве Янссон очень четко делится на три периода. Первый – это период ошеломляющих ранних успехов. Повесть «Маленькие тролли и большое наводнение» (1945) не представляет из себя ничего особенного, в ней еще слишком много алогичных чудес, чудес, которые еще не вошли как бы в норму. Но основы муми-тролльской космогонии уже заложены. Почему муми-тролли вообще пустились в плавание, в странствие и почему они вообще решили искать себе долину? Дело в том, что они были домовыми троллями, добрыми троллями, охраняющими дом, и когда-то жили за печкой. «Кое-кто из нас еще и сейчас живет там, – говорит Муми-мама. – Разумеется, там, где еще есть печки. Но там, где паровое отопление, мы не уживаемся»[113]. Поэтому они вынуждены искать себе новый дом. Потом они стали пушистыми, подобными каким-то зверькам, и гораздо больше ростом: вначале муми-тролль вообще с ладонь величиной, а Муми-тролль в «Шляпе волшебника» (1948) уже примерно со стул. Собственно говоря, в расчете на это и выстроен пятиэтажный макет Муми-дома высотой с человеческий рост в музее Муми-троллей, который находится в Тампере и в постройке которого принимала участие сама Туве Янссон. Муми-тролль перестал быть духом, перестал быть троллем, он стал полновесным животным, мыслящим, а может, даже немножко человечком.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Эта книга — о жизни, творчестве — и чудотворстве — одного из крупнейших русских поэтов XX пека Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем. Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека.
Штрихи к портретам известных отечественных и зарубежных деятелей науки: академиков – Г. Марчука, Л. Окуня, Ж. Алферова, А.Сахарова, С.Вавилова, Ф.Мартенса, О.Шмидта, А. Лейпунского, Л.Канторовича, В.Кирюхина, А.Мигдала, С.Кишкина, А. Берга, философов – Н.Федорова, А. Богданова (Малиновского), Ф.Энгельса, А. Пятигорского, М.Хайдеггера, М. Мамардашвили, В.Катагощина, выдающихся ученых и конструкторов – П.Чебышёва, К. Циолковского, С.Мальцова, М. Бронштейна, Н.Бора, Д.Иваненко, А.Хинчина, Г.Вульфа, А.Чижевского, С. Лавочкина, Г.Гамова, Б.
После Альбигойского крестового похода — серии военных кампаний по искоренению катарской ереси на юге Франции в 1209–1229 годах — католическая церковь учредила священные трибуналы, поручив им тайный розыск еретиков, которым все-таки удалось уберечься от ее карающей десницы. Так во Франции началось становление инквизиции, которая впоследствии распространилась по всему католическому миру. Наталия Московских рассказывает, как была устроена французская инквизиция, в чем были ее особенности, как она взаимодействовала с папским престолом и королевской властью.
В книге собраны воспоминания участников Отечественной войны 1812 года и заграничного похода российской армии, окончившегося торжественным вступлением в Париж в 1814 году. Эти свидетельства, принадлежащие самым разным людям — офицерам и солдатам, священнослужителям и дворянам, купцам и городским обывателям, иностранцам на русской службе, прислуге и крепостным крестьянам, — либо никогда прежде не публиковались, либо, помещенные в периодической печати, оказались вне поля зрения историков. Лишь теперь, спустя двести лет после Отечественной войны 1812 года, они занимают свое место в истории победы русского народа над наполеоновским нашествием.
Автор книги рассказывает о появлении первых календарей и о том, как они изменялись, пока не превратились в тот, по которому мы сейчас живем. Вы узнаете много интересного и познавательного о метрических системах, денежных единицах и увлекательных парадоксах физики, химии и математики. Занимательные исторические примеры, иллюстрируя сухие факты, превращаются в яркие рассказы, благодаря живому и образному языку автора.
Одна из первых монографий Александра Койре «Этюды о Галилее» представляет собой три, по словам самого автора, независимых друг от друга работы, которые тем не менее складываются в единое целое. В их центре – проблема рождения классической науки, становление идей Нового времени, сменивших антично-средневековые представления об устройстве мира и закономерностях физических явлений. Койре, видевший научную, философскую и религиозную мысли в тесной взаимосвязи друг с другом, обращается здесь к сюжетам и персонажам, которые будут находиться в поле внимания философа на протяжении значительной части его творческого пути.
Монография впервые в отечественной и зарубежной историографии представляет в системном и обобщенном виде историю изучения восточных языков в русской императорской армии. В работе на основе широкого круга архивных документов, многие из которых впервые вводятся в научный оборот, рассматриваются вопросы эволюции системы военно-востоковедного образования в России, реконструируется история военно-учебных заведений лингвистического профиля, их учебная и научная деятельность. Значительное место в работе отводится деятельности выпускников военно-востоковедных учебных заведений, их вкладу в развитие в России общего и военного востоковедения.
В Лектории «Прямая речь» каждый день выступают выдающиеся ученые, писатели, актеры и популяризаторы науки. Их оценки и мнения часто не совпадают с устоявшейся точкой зрения – идеи, мысли и открытия рождаются прямо на глазах слушателей. Вот уже десять лет визитная карточка «Прямой речи» – лекции Дмитрия Быкова по литературе. Быков приучает обращаться к знакомым текстам за советом и утешением, искать и находить в них ответы на вызовы нового дня. Его лекции – всегда события. Теперь они есть и в формате книги. «Русская литература: страсть и власть» – первая книга лекций Дмитрия Быкова.
«Как Бунин умудряется сопрячь прозу и стихи, всякая ли тема выдерживает этот жанр, как построен поздний Бунин и о чем он…Вспоминая любимые тексты, которые были для нас примером небывалой эротической откровенности»…
Смерть Лермонтова – одна из главных загадок русской литературы. Дмитрий Быков излагает свою версию причины дуэли, объясняет самоубийственную стратегию Лермонтова и рассказывает, как ангельские звуки его поэзии сочетались с тем адом, который он всегда носил в душе.
«Нам, скромным школьным учителям, гораздо приличнее и привычнее аудитория класса для разговора о русской классике, и вообще, честно вам сказать, собираясь сюда и узнав, что это Большой зал, а не Малый, я несколько заробел. Но тут же по привычке утешился цитатой из Маяковского: «Хер цена этому дому Герцена» – и понял, что все не так страшно. Вообще удивительна эта способность Маяковского какими-то цитатами, словами, приемами по-прежнему утешать страждущее человечество. При том, что, казалось бы, эпоха Маяковского ушла безвозвратно, сам он большинством современников, а уж тем более, потомков, благополучно похоронен, и даже главным аргументом против любых социальных преобразований стало его самоубийство, которое сделалось если не главным фактом его биографии, то главным его произведением…».