Иначе быть не могло... - [16]

Подтвердилась грустная пословица: беда в одиночку не ходит.

Воспитанник Разумов начал чуждаться коллектива, ушел, что называется, в себя, отказывался от участия во всех общественных мероприятиях, на все отвечал однозначно «не могу», даже внешне изменился — похудел, побледнел. Товарищи пытались вызвать его на откровенность, но все напрасно. На комсомольском бюро в присутствии дяди Коли Разумов раскрылся, и оказалось, что его и еще двоих наших ребят вовлекли в религиозную секту.

Случилось это во время заготовки дров в лесу.

— К нам часто приходил один дяденька и все помогал в работе. Жил неподалеку и пригласил нас к себе домой. Норму мы выполнили быстро и пошли, только Лешка и Кузьма отказались: «Нечего там делать, больно какой-то сладкий этот дяденька», — сказал Кузьма.

А в доме, куда нас привели, было тепло, покормили нас хорошо и на следующий день снова пригласили. Там оказалось еще двое ребят такого же возраста.

А этот дяденька какими-то лисьими дорожками постепенно, незаметно для нас самих вовлек нас все ж в секту.

А потом нас запугали, велели молчать и приводить других ребят, но этого делать мы не хотели и молчали…

Так откровенно рассказал обо всем Разумов.

Для всех нас это был гром среди ясного дня — коммунары-комсомольцы в религиозной секте!

На собрании все ребята выступали с возмущением. Обиднее всего было, что «сектанты» скрыли все от своих ребят. Ни с кем не поделились, уединились, а ведь мы жили, казалось, одной семьей…

Начальник мастерских Иван Прохорович, у которого вражеские сабли оставили глубокие следы на лице и руках, — его устами для нас говорила Родина, — заступился за «сектантов»:

— Ругать ребят ни к чему, а вот разъяснить им их ошибку надо… Главное нужно понять, что «дяденька» этот замахнулся на нашу молодежь. Секты поддерживаются врагами нашего государства, чтобы ослабить классовое сознание трудового народа, а значит, и нашу силу. А помните, что сказал Ильич на Третьем съезде комсомола? Что «…союз комсомола и вся молодежь вообще, которая хочет перейти к коммунизму, должна учиться коммунизму». Вас же в секте учили в Христа верить, а это значит изменить пролетариату, который свалил царя и хочет построить коммунизм без бога и без царя. «А учиться коммунизму, — говорил наш Ленин, — можно только связывая каждый шаг своего учения, воспитания и образования с непрерывной борьбой пролетариев и трудящихся против старого эксплуататорского общества». Вот видите, ребята, как оно получается, для коммунизма надобно, чтобы вы вот такое свое учение, о котором говорил Ильич, соединили с трудом рабочих и крестьян, тогда будет у нас другая жизнь. И мы уже строим эту новую, свободную жизнь. Конечно нам трудно, но зато какое красивое будущее впереди!

Мы начали эту борьбу — вам ее продолжать. Враги же хотят лишить нас счастливого завтра, хотят религией затмить молодой разум и потушить горячие сердца ваши. Нашли щель в нашей крепости — трое ребят поддались вражескому влиянию, запугиванию, а двое других знали и молчали — это плохо. Верно, Кузьма?

Кузьма — комсомолец и хороший кузнец — поднялся и будто выдохнул.

— Сплошал я, Иван Прохорович, что не остановил ребят, хотя понимать не понимал в чем дело, но чувствовал, что «дяденька» этот скользкий какой-то, уходит из-под молота, а вот сделать так, чтобы такое не случилось, не сделал… да и значения большого не придал этому факту, а оно выходит все не так просто.

Конечно, не просто было распознавать в свои пятнадцать — шестнадцать лет вражеские вылазки, а надо было, — и мы учились этому, а главное, стали более дружно, спаянно жить в своем коллективе, больше общаться с рабочей молодежью. Увлекались художественной самодеятельностью в городском клубе рабочей молодежи. Выезжали на заводы и в села с постановками «Синей блузы». Не только голосами, но и сердцами своими пели повсеместно гремевшую тогда песню:

Мы дети тех, кто выступал

На бой с центральной радой,

Кто серп и молот защищал,

Идя на баррикады…

И эта наша искренность в песнях, в общении с деревенской молодежью влияла на нее, деревенские парни и девчата тянулись к заводским, вступали в комсомол, хотя это было небезопасно: в селе тоже шла жестокая классовая борьба.

Враг не унимался. Вскоре около здания горкома комсомола был убит выстрелом в упор комсомолец с восемнадцатого года, член обкома комсомола. Он только что вернулся с хлебозаготовок, куда ездил по партийному заданию. Убийца, задержанный на месте, оказался сыном кулака, он работал на сахарном заводе и был главарем целой группы молодчиков, совершавших разные диверсии. Жестокая классовая борьба шла по всей стране, и мы, юные комсомольцы, все отчетливее понимали, что классовая борьба не просто страница истории, которую надо выучить для будущего экзамена, что это сама жизнь, что от исхода ее зависит наше сегодня и наше завтра.

Как раз в те дни в дом привезли девочку лет четырнадцати, гречанку. Ее родители, греческие революционеры, погибли в борьбе за свободу своего народа.

— Борьба пролетариата и беднейшего крестьянства за лучшую жизнь идет на всем земном шаре, а наше государство — оплот трудящихся всего мира, — говорил Николай Лукич, собрав нас, чтобы познакомить с девочкой.