Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [46]
Превратности и перипетии дискуссий на тему лесного хозяйства приводят к выводу, что экономические соображения редко принимались во внимание или как минимум, что выгоды и издержки различных форм собственности на леса мало кем тщательно вычислялись или оценивались. Может даже показаться, что недовольство частной собственностью проистекало из абстрактных рассуждений, изобретения новых ценностей специалистами, неподдельно заинтересованными в повышении своего статуса путем создания общественного лесного хозяйства. Это, разумеется, не совсем верно: обезлесение России, особенно после 1861 года, было вовсе не мифом, в то время как механизмы частной собственности проявили в России отнюдь не идеальную работоспособность. Почему частная собственность на леса и другие ресурсы оказалась неэффективной? Какие факторы порождали растущее недовольство идеей, которой так восторгались многие русские образованные люди в начале XIX века?
Недостатки абсолютной частной собственности на естественные ресурсы отмечались уже в 1830–1840‐х годах, но они привлекли к себе повышенное внимание после отмены крепостного права, которая привела к резкому росту числа владельцев собственности и путем высвобождения человеческих и экономических ресурсов в долгосрочном плане способствовала экономическому росту. Сбылась мечта многих реформаторов первой половины XIX века – в России возникло сословие свободных земледельцев и получила развитие крестьянская, в основном общинная, но также и частная собственность на землю. Однако, как ни странно, выяснилось, что управление обществом частных собственников – столь грандиозная задача, что российское правительство не могло с ней справиться. Что касается помещиков-дворян, ликвидация государственной опеки и одновременное введение множества ограничений на право собственности принесли им новые проблемы, сократив прежние блага: дворяне, привыкшие считать частную собственность привилегией и даром, полученным от монархии, не могли смириться с идеей о собственности, обремененной различными ограничениями и обязанностями. С другой стороны, отмена крепостного права и наделение крестьян частной собственностью крайне осложнили жизнь последним: на смену обычаям пришли правила, вместо прежнего неформального торга с помещиками теперь приходилось вести судебные тяжбы. В то же время освобождение крестьян принесло с собой новые возможности, поскольку дары природы, любезно переданные Екатериной II дворянству, после 1861 года автоматически перешли во владение крестьянских общин. Таким образом, отмена крепостного права принесла с собой понимание того, что если к абсолютной частной собственности не прилагаются работоспособные механизмы, обеспечивающие ее легкий и беспроблемный переход из рук в руки (экспроприация, аренда, купля-продажа, отчуждение), она может превратиться не в двигатель, а в тормоз развития. Перед лицом трудностей, связанных с управлением обществом частных собственников, государство пыталось замедлить распространение частной собственности: оно сохраняло различные переходные институты, такие как крестьянская община, которые облегчали задачу управления[322].
Существовала и другая проблема, сильно обременявшая операции с собственностью: русское общество было раздроблено на многочисленные сегменты, почти не связанные взаимным доверием и социальными узами, и по причине этой низкой социальной сплоченности торг по поводу передачи и использования ресурсов становился очень трудным и изнурительным делом. Правительство полагало, что сословное устройство общества является ключевым условием для стабильности самодержавия, и прилагало все усилия к его сохранению. В свою очередь специалисты и производители считали, что корни проблем собственности скрываются в институтах, игнорируя отсутствие доверия и связей между социальными группами. С 1860‐х по 1900‐е годы русские ученые, юристы, экономисты и промышленники предавались дебатам на тему собственности и предлагали различные модели собственности на естественные ресурсы, спектр которых простирался от их экспроприации до полной национализации.
Дискуссии по лесному вопросу показывают, что проблема прав собственности тесно переплелась с культурными и социальными вопросами: обезлесение представлялось симптомом и следствием упадка дворянской экономики и отсталости крестьянского населения. Тем не менее российское правительство хронически не желало связывать плохо работавшую систему собственности с изъянами сословной структуры. Аналогичным образом, планируя реформы аграрного и социального строя, оно нередко оказывалось не в состоянии предвидеть воздействие реформ на другие сферы экономики. Эта неспособность подвергнуть анализу систему прав собственности во всей ее полноте была тем более поразительной в свете сходства проблем, непрерывно встававших в различных сферах. Одну из наиболее поучительных параллелей дает сравнение лесоводства и горного дела: обе отрасли народного хозяйства сталкивались при преобразовании системы прав собственности с похожими проблемами.
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.