Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [102]

.

Наблюдавшийся в научных кругах рост интереса к «российской» античности способствовал развитию рынка древностей и земель, изобиловавших материальными остатками прошлого. Наряду с монетами и другими вещами археолог мог «купить» у частного землевладельца разрешение раскопать древний «частный» курган всего за 50 рублей[747]. С тем чтобы спасти памятники, скрытые в недрах, от уничтожения, Императорская Археологическая комиссия вела переговоры с землевладельцами, выкупала земельные наделы и проводила «предварительные» археологические изыскания в тех местах, где предполагалось строительство[748]. Как несложно догадаться, археологам зачастую не удавалось договориться с упрямыми собственниками[749]. Успешность их исследований определялась готовностью землевладельцев предоставить свои земли для изучения[750], причем землевладельцы в то же время имели по закону полную свободу вести в своих владениях раскопки без какого-либо надзора со стороны экспертов и тем самым ставить под угрозу научное изучение археологических сокровищ. В частности, всемогущество частных собственников создавало большие проблемы в Херсонской губернии – главном археологическом регионе России, где находилась древнегреческая колония Ольвия Понтийская. Она почти полностью располагалась на землях графа А. И. Мусина-Пушкина, любителя-археолога, который желал раскапывать Ольвию собственноручно. В 1902 году, после тридцати лет переговоров, он все же дал согласие на сотрудничество с Императорской Археологической комиссией, договорившись с ней, что будет отдавать ей все уникальные предметы, найденные в ходе раскопок, в обмен на компенсацию половины их общей стоимости; все прочее предполагалось делить поровну между Мусиным-Пушкиным и комиссией[751]. Это было лучше, чем ничего, но тем не менее значительная доля находок (включая мраморные статуи V века до н. э.) осталась в руках землевладельца[752]. Некоторые курганы – такие, как Мордвиновский курган (скифское захоронение, раскопанное в 1912 году) – носили имена своих владельцев, что служило символом их нахождения в частной собственности.

Развитие археологии в России оказало серьезное влияние на политическую риторику кампании за ограничение всемогущества частных собственников, которая к концу XIX века приобрела более выраженный идеологический оттенок. В начале XIX века российские археологи занимались только материальным наследием античности, однако состоявшееся в середине века «открытие» русского средневековья и доисторических культур на территории России способствовало очень сильному расширению культурных рамок материального прошлого страны. «Русские древности», согласно определению выдающегося историка искусства Н. М. Кондакова и нумизмата графа И. И. Толстого, включали материальные предметы различного происхождения: русского, византийского, скифского и пр.[753] В конце XIX века археологические раскопки охватили всю обширную империю. Однако это расширение территории исследований не сопровождалось расширением полномочий экспертов. Развитие археологии не поспевало за распространением «охоты за сокровищами» и любительской археологии. Автор книги о «кладах» в Херсонской губернии сообщал о десятках древних курганов, «вскрытых» крестьянами в поисках таинственных кладов[754]. В большинстве случаев неудачливые охотники за сокровищами находили лишь скелеты да черепки, при этом необратимо повреждая памятники. В некоторых краях, включая Вятскую губернию, охота за сокровищами стала для крестьян новым промыслом: после того как в 1858 году была открыта Ананьинская культура (VIII–III века до н. э.), местное население бросилось раскапывать курганы и искать другие сокровища[755]. Императорская Археологическая комиссия время от времени обращалась к местным властям и сельским жителям с призывами сообщать ей о любых интересных объектах, найденных во время пахоты, обещая щедрое вознаграждение «не по стоимости материала (золото, серебро), а по стоимости вещи как таковой»[756]. В 1860–1890‐х годах в Петербург поступали предметы, откопанные в Вятской и других губерниях, и выставлялись в Императорском Эрмитаже и других музеях. Однако все более обычным делом становились раскопки, проводившиеся без какого-либо разрешения на казенных землях, а ограниченная в средствах комиссия была не в состоянии пресечь деятельность профессиональных кладоискателей, которых называли «счастливчиками»[757]. И даже если удачливый охотник за кладами выставлял свои находки на продажу, императорская коллекция не всегда была в состоянии состязаться с частными коллекционерами: многие «сокровища» – например, коллекция украинского археолога В. В. Хвойки, приобретенная М. П. Боткиным, – попадали в частные руки, потому что их покупка лежала за пределами возможностей Археологической комиссии[758].

В 1887 году члены комиссии представили ряд докладов, в которых описывалось уничтожение археологических памятников, страдавших как от кладоискательства, так и от активности местных непрофессиональных археологов[759]. Авторы докладов предвещали, что российской археологической науке, находящейся в младенчестве, по достижении зрелости придется иметь дело лишь с «обезображенными остатками» памятников материальной культуры