Империя - [221]

— Ты никто, усвой это и помни всегда. Скажешь ему хоть слово, похороним вас вместе. Не задавай вопросов, не ищи ответов — просто наслаждайся тем, что тебе предоставил хозяин, — его голос был спокойным и вкрадчивым.

Александр — человек не со своим лицом, так почему-то ей показалось. Больше она его никогда не видела, но его присутствие, а уж тем более присутствие «дяди» она чувствовала всегда, словно они были и не людьми вовсе, а призраками.

— Призраки, — тихонько прошептала она сама себе и ушла с террасы, чтобы развеяться на свежем воздухе.

* * *

В Риме гонки на колесницах устраивались главным образом на гигантском ипподроме Циркус Максимус, который вмещал более ста пятидесяти тысяч зрителей. Он располагался в долине между холмами Палатин и Авентин. Топот копыт, ставки, азарт — напряжение от разворачивавшегося на нем действа достигало такой концентрации, что, казалось, от него плавились камни трибун. Уделом возничих на скачках, как и гладиаторов на арене, была смерть. Люди жаждали крови, которая подпитывала их азарт, а без азарта не было денег. Четыре колесницы мчали по кругу. Зрители орали, сидя по четырем секторам, окрашенным в цвет колесниц: красный, зеленый, синий и белый. Ставки были сделаны еще перед заездом, и теперь им оставалось только в нетерпении ждать финиша и болеть за «своего» возничего. Понтий напряженно привстал со своего места, когда синяя колесница вырвалась вперед.

— Давай! Давай! Давай! Ну же! Ай, молодца! — брызгал он слюной в предвкушении выигрыша.

Складывалось впечатление, что синий сектор вот-вот взорвется от оглушительного и неистового крика. Остальные тоже орали — правда, не от радости, а от негодования. Болеть за что-то — значит орать, и неважно, побеждаешь ты или проигрываешь.

— Ах, красавец! Ну, каков красавец! Ну же, гони! Гони! — Понтий повернулся к сидящему рядом толстяку, хлопнул его по плечу и от радости поцеловал в лысую макушку. — Вот это мастер! Сейчас он всех сделает! Ха-ха-ха! Понтий — красавец! Ах, какой я молодчина! Да, Асмодей?! Умойтесь, неудачники! Синие впереди всех!

Толстяк развалился на своем месте и, облизывая пухлые губы, спокойно и безмятежно наблюдал за тем, как все вокруг него визжали и подпрыгивали от радости. Второй подбородок мирно разместился складками у него на груди, закрывая шею, словно борода у варвара. Пухлые пальцы переплелись между собой и спали на пузе, поблескивая драгоценными камнями.

— Глупо так рано радоваться, Понтий. До конца гонки еще один круг.

Он крякнул, и его желейное тело немного покачнулось, отчего по нему прошла легкая волна.

— Брось, Асмодей! Ты ничего не понимаешь в бегах! Это четверка Дементия Целиста Старшего! У него самые лучшие кони! И самые ловкие наездники! Сам посмотри: он опережает ближайшего преследователя на два корпуса! Тут все решено! Сразу видно, что ты не игрок, Асмодей! Давай! Давай! Давай! — снова начал он вопить с ребячьим задором и искренней радостью.

Кони, хрипя вспененными ртами и поднимая клубы пыли копытами, рвались вперед. Толпа бесновалась. До финиша оставался последний вираж. Зрители из синего сектора уже заранее поздравляли друг друга. Понтий с поднятыми руками радостно славил богов: он поставил на этот заезд немалые деньги.

— В этом заезде победят зеленые, — послышался спокойный голос толстяка.

Понтий с улыбкой на лице повернулся к нему, чтобы поспорить, и в этот момент колесницы на пределе возможностей вошли в поворот, и у лидера гонки с хрустом лопнула ось. Тяжелая повозка завалилась на бок, но кони по инерции продолжали нести ее к финишу. Возничий подлетел в воздух: у него не было ни единого шанса на спасение, поскольку руки были крепко обмотаны поводьями для лучшего контроля животных. Ипподром гулко охнул, будто все зрители разом провалились в бездну к самому Плутону. На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая только хрустом разлетающейся на щепки повозки. Переломанного возничего синих лошади соперников втоптали копытами в песок, и только туника позволяла угадать в получившемся месиве человеческое тело. Пока белая и красная колесницы пытались объехать внезапное препятствие, зеленый сектор взорвался в ликовании: их четверка с шумом пронеслась через финишную черту, обгоняя ветер, — они победили.

— Твою мать! Задница кентавра! Да что это вообще такое?! Тысяча денариев! Тысяча! Боги, за что?!

Понтий обхватил голову руками и плюхнулся рядом с Асмодеем. Перед его мысленным взором звонкие монеты улетали в пропасть сквозь растопыренные пальцы. Сегодня не его день, точно не его. Он покачал головой, коря сам себя за то, что оказался тут, но вовремя вспомнил, что пришел сюда не развлекаться. Его позвал Асмодей, который только что угадал победителя.

— Но как?! — Понтий медленно повернул к нему голову.

— Случайность. Сказал первое, что пришло в голову, и угадал. Просто повезло!

— Это да-а-а. Повезло так повезло.

— Ну, не так как тебе, Понтий.

— Действительно. Подумаешь, спустил за день пять тысяч денариев, не считая остальной мелочи!

— Понтий, Понтий. Ты пришел сюда поговорить о важном, а сам увлекся скачками. Вот почему Луций был и будет впереди тебя. И вот почему Марк так долго не хотел доверять тебе настоящего дела.