Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза - [129]
1989, 1991 И ПОСЛЕ
Горбачёвская политика гласности и перестройки породила в СССР стремление узнать правду о советском прошлом и исправить его ошибки. Начались открытые дискуссии о депортации крымских татар, чеченцев и других национальностей, а также о советской политике форсированной ассимиляции и лингвистической русификации. Горбачёв, чьим намерением было сделать Советский Союз жизнеспособным социалистическим государством, отбросил давнюю большевистскую риторику о слиянии наций и призвал к взаимному уважению и сотрудничеству. Кроме того, он провозгласил, что «даже мельчайшие» этнические группы обладают национальными правами[1211]. В этом новом политическом климате народы, не имевшие статуса национальности, стали добиваться его, а имевшие потребовали большей автономии. Всесоюзная перепись 1989 года проходила на этом фоне.
В духе того времени «Список национальностей СССР» для переписи 1989 года был расширен еще радикальнее. В пересмотренный список вошло 128 народов (102 национальности и 26 народностей) – значительный рост в сравнении с переписью 1979 года, признававшей 101 народ[1212]. Этнографы и статистики, составлявшие список, вернули многие из иностранных (диаспорных) национальностей, исключенных из списка 1979 года: французов, итальянцев, испанцев, албанцев, китайцев, японцев, арабов и афганцев. Также эксперты добавили несколько иностранных национальностей, никогда ранее не входивших в списки, например австрийцев и кубинцев. В новый список вошел и ряд народов, исключенных из списка в конце 1930‐х годов, – горские евреи, грузинские евреи, среднеазиатские евреи и чуванцы. Возможно, важнее всего было то, что группы, ранее каталогизированные под общей рубрикой «Народности Дагестана» (аварцы, лакцы, лезгины и др.), были отделены друг от друга и признаны полноценными национальностями[1213].
Долгие дискуссии вокруг составления списка 1989 года и общее внимание к вопросу национальности при Горбачёве явно свидетельствовали о том, насколько важны национальные категории в Советском Союзе. За прошедшие семьдесят лет стало общепризнанным, что только официальные национальности могут обладать землей, правами, хозяйственными и культурными ресурсами. Поскольку люди обращались в учреждения, организованные по национальному признаку, и требовали национальных прав, а советские эксперты создавали официальные истории для всех советских наций, то «национальность» стала самой важной категорией идентичности для советских граждан. Конечно, все еще предполагалось, что когда-нибудь в отдаленном будущем нации отомрут. Но вышло так, что первым отмерло партийное государство.
Ни национализм, ни национальные противоречия не стали причиной распада Советского Союза в 1991 году[1214]. Перенапряжение, экономический упадок и потеря веры в коммунистическое будущее (как у широких масс, так и у самых преданных режиму граждан) послужили гораздо более важными факторами дестабилизации и обрушения «последней империи»[1215]. В конечном счете советские руководители и эксперты не смогли веско и убедительно объяснить, куда идет Советский Союз. Но в ходе коллапса «принцип национальности» стал точкой сборки в национальных республиках и областях. Впечатляющий успех советской политики нациестроительства в сочетании с тем фактом, что нации обладали правами на международной арене, привел к тому, что «нация» стала восприниматься как естественная форма организации для постсоветских государств-преемников. Все официальные советские национальности уже обладали своими собственными национальными учреждениями, культурами, языками и элитами, а также развитым чувством национального самосознания; крупнейшие социалистические нации имели свои собственные национально-территориальные единицы и правительства. Все это облегчало распад СССР по национальным границам и способствовало тем процессам, которые после 1991 года стали приветствоваться многими нерусскими как деколонизация.
Однако Советский Союз был чем-то бóльшим, нежели совокупность национально-государственных единиц, и непростое наследие советской власти создало серьезные проблемы для государств-преемников. Во-первых, несмотря на провал послевоенных реформ, партийное государство успешно интегрировало союзные республики экономически – благодаря «интернационализации разделения труда». В результате республики стали экономически зависимыми от Москвы и друг от друга, что затрудняло обретение ими самостоятельности после 1991 года. Во-вторых, национальные республики никогда не представляли собой гомогенных национальных государств: их население было этнически неоднородным и управлялось через внутренние национально-территориальные единицы меньшего размера. Коллапс всесоюзной структуры и трансформация республик в самопровозглашенные национальные государства – с прочными границами и меньшей терпимостью к меньшинствам – создали на постсоветском пространстве новый тип диаспорных проблем
В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.